Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
Меж тем караван, настоявшись у берега, с трудом набирал ход. Всё дальше и дальше уходил берег с машущими им вслед якутами, с этой длинной сценой погрузки лошадей и с их глазами, в которых читался только ужас. Которые сейчас спокойно жуют сено и не ломают свои лошадиные головы о том, что будет завтра.
А на следующий день потянуло по реке дымом. Стали слышны фразы: «Тайга горит». А в четыре часа, повернув по руслу, справа по ходу увидели и сам огонь. Горело на берегу и как будто совсем недавно загорелось. Но дым стоял такой чёрный, и его было так много, что он заполнял всю реку. Буксир напротив пожара сбавил ход и, подрабатывая двигателем, остановился, сбросил оба якоря. Спустили с буксира катер. Катер пристал к барже, и Гаев выбрал, кому плыть на тушение, а Кучуму, который тут же хотел первым спрыгнуть, объяснил, что это не его дело, назвал, как опытных, Сыроежкина, Толстокулакова и, глядя в молившие (умоляющие) глаза Матвея, кивнул ему: «Давай». Матвей обрадовался, как будто в цирк пригласили, и последним спрыгнул в катер. Им передали вёдра и топоры, и катер где-то в глубине своего скромного трюма глухо взревел двигателем и пошёл к берегу. Убавив ход, уткнулся носом в песок с подветренной стороны от пожарища. Горело метров пятьдесят леса, и огонь особо не забирал вглубь тайги, а шёл по низам вдоль берега, не поднимаясь вверх по стволам. И ветра как такового не было, но разница температур гнала пламя со ствола на ствол, хотя внизу кроме прошлогодней травы и гореть-то нечему. Оценив пожар, быстро нарубили подходящих веток и стали ими загонять огонь из лесу к реке. Было жарко, но не страшно. Огонь поддавался хлёстким ударам, где можно, его затаптывали сапогами, срубили пару голых, усохших листвянок, по которым огонь пошёл к вершинам. И как-то так получилось, что хотя и взмокнув от жары, но через час справились. Походили с вёдрами по пожарищу в поисках очажков. Три нашли и залили. После вышли на берег отдышаться и покурить, обсуждая дружную работу. Матвей обратил внимание, как огонь, как будто кто-то живой, быстро перемётывается, перелетает с тростиночки на тростиночку, с куста на куст. Без всякого труда, совсем как синицы, и у огня в этом лесу есть очень важное дело. Сев в катер и отвалив от берега, пожарная команда переглянулась от удовольствия речной прохлады, ударившей им в лица. Тушивший огонь вместе со всеми Гаев весело произнёс:
– Сберегли природу, теперь она снова мать ваша! Правильно?
Кто-то из старших дополнил:
– Лучше мать, чем тёща.
Взлетел лёгкий смешок, закончившийся намёком:
– Это тебе с тёщей не повезло.
Сказано это было с такими интонациями и с таким оптимизмом, что все, и Матвей тоже, засмеялись. Шутка разрядила напряжение, и под смешки и шутки вернулись на баржу. На барже Матвей поделился с Толиком пережитым. В это время мимо проходил Гаев. Матвей и Толик встали, и Матвей спросил у начальника:
– Константин Иванович, а как это тайга загорелась? Людей нет. Молний нет. Не от святого же духа полыхало?
Гаев остановился, даже сел. И ребята сели.
– Да, конечно, разно бывает. Здесь, думаю, огонь принялся от росинки. Дни жаркие. Роса густая. – Гаев вытянул ноги. – Набегался, – объяснил ребятам. – Солнце всё на траве и кустах высушило, а какая-то капля засела между травинок и сработала как линза. Трава прошлогодняя – это же порох. Вот через линзу-каплю луч и сложился в точку, один в один как в увеличительное стекло. Сколько леса вот так горит. Невидимо. А с другой стороны, не гори он совсем, чтобы в тайге было за эти миллионы лет? А так хоть какой, но порядок. Но с огнём ой как надо осторожно. Хотя вот так тайга горит у меня в пятый раз. А в лагере ни разу! А почему?
От неожиданности вопроса ребята промолчали.
– А потому, – продолжил Константин Иванович, – что мы технику безопасности выполняем. В журнале расписывались? – Ребята кивнули. – Вот, так что никаких отклонений.
Прошло ещё двое суток похода, и впереди слева вырос из воды высокий, до неба утёс, поросший ярко светящимися в лучах солнца кирпичными стволами сосен, которые, как принято писать, карабкались по нему. Понятно, что сосны не карабкались, но когда-то, может быть сто лет назад, семечко из созревшей шишки, которую тащила в клюве птица сойка, вывалилось и упало на тот утёс. Силы удара хватило, чтобы хотя бы на несколько миллиметров зарыться в намытый миллионами лет песок берега и пустить через месяц корни. В Москве примерно так появились деревца на крышах высоких зданий. Это был посёлок Усть-Мая. «Магний» притормозил у утёса и зацепился за него якорем и швартовым тросом. От этого утёса совсем недалеко было и до устья Ингили. А уж по которой надо было подняться на пятьдесят километров, где в прошлом полевом сезоне партия Гаева в конце сезона обнаружила выходы кимберлитовой трубки. Быстрая разведка копанками дала наметки ещё на две трубки. В Москве посчитали, что доказательств хватает, чтобы запланировать разведку. Затем в Мингео, выслушав доказательства и посмотрев карты, выделили на это деньги. Далее по накатанной – состав партии, договориться с авиа о специальном рейсе, а Гаеву – принять в партию рабочими закадычных друзей Анатолия и Матвея.
Посёлок Усть-Мая
В который раз окраины России
Буксир, прижатый к берегу, сверху с утёса смотрелся скорлупкой. На Усть-Мае выгружалась Дашина партия. Объявили, что на два часа все свободны. Наши ребята решили подняться вверх, посмотреть посёлок. Они с трудом карабкались на кручу, помогая друг другу, а вверху оказались на странно ровной поверхности. Сверху хорошо смотрелась река, дальний берег, разгрузка. Матвей увидел Дашу, вспомнил грустный рассказ об отце.
– Мне Даша рассказала, у неё отец на фронте погиб. Она родилась, а его так и не видела. Представляешь! – сказал Матвей и замолчал. Толик выслушал, но приседая и потряхивая по очереди ногами, как это делают спортсмены.
– Ноги-то с непривычки как гудят, сиднем уже седьмой день сидим. Сиди-лежи, лежи-сиди. А Даша… Даша очень хорошая. Жаль, что так с отцом. Хотя… у нас много таких судеб. – Помолчали, глядя вниз – на буксир, снующих геологов. – Пошли, что ли, посёлок посмотрим. А ты заметил, что земля твёрдая?
