Домочадец - Сергей Юрьевич Миронов
– Вот ты, кстати, сутками сидишь дома, – продолжала наступление Стэлла. – Я не знаю, чем ты там занимаешься, но если ты считаешь, что твоих представлений о жизни хватает, чтобы вот так взаперти плодить шедевры, ты глубоко ошибаешься. – И, помолчав, добавила:
– Не люблю самоуверенных людей.
Я невольно кашлянул. Вот она, близкая и страшно далёкая, шла, дымя сигаретой, рядом со мной, и пыталась втоптать меня своими тонкими каблуками в оранжевый грунт дорожки, перетёртый сотнями ног до порошкообразного состояния. Это она вскружила мне голову, когда, казалось, ничто (даже отъезд матери за границу и смена жизненной обстановки) не могло вывести меня из устойчивого отрешённого состояния, в котором любовь фигурировала лишь в отношении бестелесных размытых существ на бумаге. И вот это переметнувшееся в реальность чувство должно было вновь забиться внутрь разума и там сгореть без остатка, затерявшись в закоулках памяти, чтобы со временем исчезнуть и оттуда.
Глава 9
У дома нас встретила Джулия. В комнате Шмитца горел свет. Константинов прогуливался в саду. На веранде нас ждал стол с холодными закусками и красным вином. Фруктовые салаты и взбитые сливки с вишней были приготовлены по заказу Вальтера. Венчал отменно сервированный стол пышный шоколадный торт с причудливой конусной шапкой из белкового крема. Джулия и Стэлла захлопали в ладоши при виде десертного изобилия из меню не самого дешёвого ресторана. И только Константинов, отразив от стёкол очков игольчатый луч садового прожектора, молча приземлился в кресло-качалку и с безрадостным видом посетителя диетических столовых заложил белую с бирюзовым отливом салфетку, накрахмаленную до окаменения.
– Что ж, всё это прекрасно, друзья! – выразил он сухой восторг, окинув стол прищуренным взглядом. – Прошу вас!
В отсутствие Вальтера Константинов позволил себе блеснуть организаторским талантом.
Джулия и Стэлла сели за стол. Но я на веранде не задержался. Ловя боковым зрением застольные перемещения подруг, я проскользнул в открытую дверь и оказался в тёмном проветренном зале. Я взбежал на третий этаж, ворвался в мансарду и с разбега бросился на тахту. Я нервно стиснул твердую подушку и кулаками исколошматил пружинящий безразличный матрас, накрытый противным колючим покрывалом. Мне стоило огромных усилий победить душившие меня слёзы. Дерзкая и нахальная, она была здесь, внизу, среди успевших уже выпить людей, к которым она питала тёплые, чуть ли не родственные чувства. О, как далеко теперь было мне до неё, провозгласившей в моём присутствии беспардонные «неоспоримые» принципы бытия! Само существование их бесило меня и отворачивало от проповедников подобных теорий. То, что Стэлла забавлялась здесь десертами, в то время как я валялся на тахте, простившись со всякими надеждами на благополучное развитие наших отношений, было очередным чудовищным издевательством над моим поруганным достоинством.
– Позвольте спросить, – доносилось с веранды. – Что у вас налито в том хрустальном графине?
Это был голос Константинова.
– По всей видимости, это морс из чёрной смородины, – отвечал подвыпивший Вальтер. – Вера прекрасно его готовит. Угощайтесь!
– Что ж, спасибо. Попробуем, – сделал одолжение Константинов. – Друзья! Знаете, чем прекрасно балтийское лето? – Он замолчал и, видимо, попробовал чернильно-фиолетовое содержимое хрустального графина. – Балтийское лето прекрасно своим морем и песчаными пляжами. Прекрасно оно целебным воздухом и тончайшим ароматом хвойных пород. Старожилам наших мест хорошо известно глубинное чувство причастности к неумолимому бегу природных процессов. – Константинов смолк, дав возможность Джулии блеснуть лингвистическим талантом. – Но Балтика прекрасна и такими мелкими дарами, как лесные ягоды и фрукты с наших любимых дач. Подтверждение тому – наш сегодняшний стол и…
– Да-да, – перебил оратора Вальтер. – Что летом может быть лучше корзинки лесных ягод, оказавшихся у вас на столе. Если тщательно распробовать все эти блюда, то многим из них можно придать статус экзотических. То есть в Европе ещё существует экзотика. Ха-ха, экзотика в Европе?!
Послышался звон бокалов. Пили за живучую европейскую экзотику.
– Позвольте спросить, а где же наш юный художник? – вспомнил обо мне Константинов. – Друзья, наше общение будет неполноценным, если он не почтит наше общество своим вниманием.
– Может, за ним сходить? – поддержала Константинова Джулия.
– Не стоит. Сидите. Я сам схожу.
И Вальтер пошёл за мною. Но я уже был внизу и чуть не столкнулся со Шмитцем в дверях зала. Вальтер выдвинул из-за стола ротанговый стул и требовательным взглядом попросил меня занять своё место. Его встревоженный вид – основательно растрёпанные волосы и сбившийся на бок галстук – выражал единственную мысль: «Ну что же так долго? Тут ведь гости!» Я сел за основательно оскудевший
стол, и Вальтер, демонстрируя живую заботу о своём загадочном воспитаннике, резко придвинул стул (и меня в том числе) к столешнице. Тут же мой бочкообразный фужер наполнился рейнским вином.
– Друзья мои! Позвольте сказать то, о чём умолчать сейчас просто не могу, – начал возвышенно Константинов. – У нас сегодня знаменательный вечер. Разве ещё пять лет назад могли мы подумать, что такая встреча состоится на нашей чудесной земле. Ну разве кто-нибудь из нас – отнюдь не глупых людей – мог тогда предположить, что этот многострадальный край предоставит свои янтарные ландшафты для обкатки исторически назревшей темы преемственности поколений. – Указательным пальцем Константинов поправил сползшие очки и зачем-то взболтнул в фужере остатки вина. – Но какова, однако, эта тема! – неожиданно громко произнёс он, заглушив навязчивое стрекотание Джулии. – Тема носит транснациональный характер. То есть наш крохотный курортный городок в относительно небольшом временном срезе стал родиной нескольким поколениям немцев и русских. И вот эти поколения встретились. С одной стороны – поколение дедов, с другой – поколение внуков. Так выпьем же за эту историческую встречу! – возрадовался Константинов и смачно приложил свой фужер к узорчатому хрусталю Вальтера. Затем певучий звон объял полные фужеры остальных участников торжества. – И к чёрту политиков! – яростно продолжал Константинов. – Мне кажется, какими бы принципами они ни руководствовались, в какие бы пропасти ни вели свои народы, тайные силы истории всё равно соединяют людей, взращённых на территории, кочевавшей от одного государства к другому. А наш случай и вовсе уникальный! – просиял захмелевший оратор. – Это соединение духовно обогатило русских и немцев, объединило наши семьи и ihko– лы, сблизило города. К простоте установления дружеских контактов мы стали относиться как
