Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
– Правильно, енотовидная собака. Вечно хочет есть, вечно озорничает. Тануки – бродяга, и там, где он появляется, царит хаос.
– Мило, – улыбаюсь я.
– Так и думал, что ты ассоциируешь себя с тануки.
Играет смешная музыка, и мужчина пускается в пляс. Он радостно прыгает, как щенок, впервые оказавшийся на улице. Танцор никогда не попадает в такт и двигается так суматошно, что голова идёт кругом. Тануки то и дело спотыкается о Юки-онну и кицунэ – зал взрывается смехом. Маленький енот очаровательный и жизнерадостный, а выступление такое зажигательное, что западает мне в душу.
– Выходит, есть и хорошие ёкаи? – спрашиваю я у Кентаро.
– Все ёкаи хорошие, но не по отношению к людям. Но ты права. Тануки несносный, но совершенно безобидный. Во многих барах и ресторанах стоят фигурки тануки. Они привлекают клиентов, зазывают поесть и выпить.
Вдруг один из зрителей, осмелев, заводит песню, а через мгновение весь зал горланит вместе с ним:
Тан тан тануки
Но китама ва
Кацэ мо най но ни
Бура бура
– Что поют? – интересуюсь я.
– Да так, дурацкую детскую песенку.
– Тогда почему ты красный как рак?
Кентаро прочищает горло:
– Света нет, ты ничего не видишь.
Тан тан тануки
Но китама ва
Кацэ мо най но ни
Бура бура
– Скажи уже! Вряд ли всё настолько плохо.
– Ладно, – джедай собирается с духом. – Тануки тоже владеет магией. У него волшебные… ну, ты поняла.
– Ох, – в голове мелькают воспоминания об ужасающе огромных яйцах некоторых статуй. – Поняла.
– Они очень эластичные и принимают форму барабанов, оружия, плащей, одеял и татами. Говорят, с их помощью тануки превращается в других ёкаев и даже людей.
– И об этом поётся в детской песенке? – слегка опешив, хриплю я.
Кентаро громко смеётся:
– Добро пожаловать в Японию.
Шоу длится ещё минут двадцать, после чего все три ёкая, поклонившись, уходят со сцены, сопровождаемые бурными аплодисментами.
– Мир снаружи ещё существует? – уточняю я, совершенно вымотанная. Сегодня вечером я увидела столько всего неизвестного, что известное кажется бесконечно далёким.
– Существует. Но мы ещё не уходим, – голос у Кентаро мягкий, как бархат.
Официант подходит к нашему столику и протягивает длинные прямоугольные бумажки, исписанные кандзи. Красные чернила ещё не успели высохнуть.
– Что это?
– Офуда, освящённый талисман, – объясняет Кентаро. – Защищает от ёкаев. Сохрани его. В Токио полно потусторонних дебоширов.
– Почему тебя интересуют демоны?
– А как ими не интересоваться? Они таинственные, опасные, со специфическим чувством юмора. Ёкаи вдохновляют.
– Вдохновляют на эти твои комиксы? – допытываюсь я.
– На мангу, да, – сдержанно поправляет Кентаро.
– Почему ты рисуешь мангу?
– Просто рисую, и всё.
– А твои татуировки?
– Что с ними не так?
– На них ёкаи, правильно?
– Ты всегда задаёшь столько вопросов, додзикко?
– Я просто любопытная. Это запрещено?
– А по-моему, ты боишься рассказать что-нибудь о себе. Всё время устраиваешь мне перекрёстный допрос, не давая возможности узнать тебя получше.
– Чушь, – ворчу я. – Спрашивай. Я – открытая книга.
– Тебе нравится анко?
– Ты серьёзно спрашиваешь об этом?
Кентаро с серьёзным видом кивает.
– Да, мне нравится сладкая бобовая паста. Пробовала её всего один раз.
– Ты любишь гулять?
– Люблю.
Он многообещающе улыбается:
– Хочу показать тебе кое-что.
8
Амэ
Совсем стемнело, но Асакуса светится, будто флуоресцентное существо с другой звезды. Каждый удивительный домик черпает свет из своих волшебных корней. Мы идём рядом и молчим. Кентаро целиком и полностью сосредоточился на поиске дороги. Наверное, это правильно – особенно если гуляешь по городу, вроде Токио, в компании человека, у которого стрелка компаса всегда показывает неверное направление.
Узкая дорожка ведёт в гору. Интересно, что на этот раз задумал джедай?
Кентаро останавливается и стучит в неприметное окошко всего в нескольких сантиметрах от земли. Вход в дом, видимо, находится под землёй, иначе эту архитектурную аномалию не объяснить. Есть и другая версия: это не дом, а крыша инопланетного аэродрома, откуда можно телепортироваться прямо в квартиру.
Ставни открываются с усталым скрипом.
– Кен-чан!
Из окна, лучась дружелюбием, протягивает руки древняя старушка. На ней тэнугуи, белый платок. В Японии его обычно носят на кухнях ресторанов.
Через секунду появляется седовласый мужчина, который при виде Кентаро не менее радостно восклицает:
– Кен-чан! Гэнки?
Опустившись на колени, джедай наклоняется к старикам. Они со смехом гладят его по лицу, ерошат чёрные волосы.
Мир Кентаро наполнен жизнью. Ему так легко быть самим собой – и люди любят его за это. Никогда не встречала настолько полноценного человека. Вся его суть, эта необъятность, эта удивительная глубина… Кентаро – целая вселенная.
Теперь я ещё отчётливее осознаю, что живу под водой. Вот уже два года на душе лежит ужасная тяжесть. Без понятия, кто я. Знаю о себе лишь одно: её со мной больше нет.
Хочу тоже вдохновляться танцующими демонами и волшебными штучками. Хочу подумать о чём-нибудь новом, не имеющем отношения к моим старым проблемам. Хочу очистить голову, чтобы наконец увидеть дорогу. Хочу стучаться в странные окна и делать людей счастливыми. Видя Кентаро, я хочу быть, как он: цельным.
– Малу! – окликает меня джедай. – Оба-чан и одзи-сан горят желанием с тобой познакомиться.
Застенчиво улыбаясь, я присаживаюсь на корточки и выпаливаю зазубренное приветствие:
– Додзо ёросику онэгайсимас.
Тёплые руки ласкают лицо.
– Я уже сообщил, что мы были в «Тануки» и ужасно голодны, – подмигивает Кентаро.
И тут я вспоминаю слово, подсказанное маленьким Харуто:
– Пэкопэко.
Старички восторженно воркуют.
Кентаро неожиданно гладит меня по волосам и шепчет:
– Кавай.
От растерянности я чуть не плюхаюсь на задницу.
У «кавай» много значений: сладкая, милая, привлекательная…
Джедай снова поворачивается к старичкам, которые что-то радостно рассказывают. Даже не пытаясь вникнуть в разговор – стук сердца заглушает слова.
– Чётто маттэ, Кен-чан, – просит старушка, ущипнув Кентаро за щёку. Затем они с мужем исчезают в глубине своего перевёрнутого домика.
– Придётся немного подождать, – встав, джедай небрежно прислоняется к стене.
– Кен-чан? – поддразниваю я.
– Да, я их любимчик.
– Это твои бабушка с дедушкой?
Оба-чан и одзи-сан переводятся так.
– Нет, это мои друзья.
– Интересные у тебя друзья.
– Вместе оба-чан и одзи-сану сто девяносто лет. Они знают каждый уголок, каждый закоулок города, и в запасе у них самые невероятные истории. Так что стучись к ним в окно, если тебе вдруг понадобится оракул, который ответит на любые вопросы.
Я хмурюсь:
– Мы ждём пророчество?
– Нет, мы ждём десерт, – весело поправляет Кентаро. – Оба-чан
