Птичий отель - Джойс Мэйнард
А вот Лейла сомневалась. Она только что обзавелась новым матрасом, синим чайником и желтым кувшином. У нее была работа, а еще берет, купив который она почти сразу поняла, что в Париже береты носят только туристы.
В конце концов она согласилась улететь со своим знаменитым любовником. С собой она взяла небольшую дорожную сумку, уложив туда пару любимых книжек и три платья. Когда они пролетали над Тихим океаном, Марлон Брандо подарил ей кольцо с большим бриллиантом.
К концу недели все закончилось.
– Марлон, конечно, обладал некоторой привлекательностью, – сказала Лейла, – но он не стал моей большой любовью.
Когда самолет приземлился на кукурузном поле недалеко от Эсперансы, Лейла вдруг почувствовала себя дома. Прежде такую лазурную и прозрачную воду она видела только в бассейне, а тут было целое озеро. Воздух полнился густым ароматом жасмина, гардений и таким невообразимым щебетом птиц, словно Лейлу поместили внутрь диснеевского мультфильма. К ней сразу же подбежали ребятишки (ох, по себе знаю, как это разрывает сердце), предлагая купить у них кардамоновый шоколад либо матерчатую сумку или ожерелье. В этих местах никто и знать не знал, кем был ее любовник: маленькие мальчишки просто бежали за ними, исполняя на ходу колесо.
А потом она увидела вулкан.
– Доживи я до ста лет, – задумчиво сказала Лейла (хотя по выражению ее лица было понятно, что на это она даже не рассчитывает), – мне все равно никогда не надоест смотреть, как он нависает над озером, нахлобучив на макушку шапочку из облака.
Через два дня после того, как Марлон Брандо привез Лейлу к Лаго Ла Пас, он уже передумал покупать тут землю, намереваясь поискать что-то подходящее на островах Французской Полинезии. Он полагал, что Лейла полетит с ним. Но она отказалась.
– Я влюбилась. Но только не в мужчину, а в озеро, и в вулкан, и в саму деревушку.
На тот момент в Эсперансе проживали лишь крестьяне майя, несколько ткачей, горстка миссионеров и парочка американских монашенок. Распрощавшись с Марлоном Брандо, Лейла сняла комнату за доллар в сутки. На третий день, уже оставшись одна, она купалась в озере и заприметила очень красивый участок дикой земли с саманным домиком на берегу, возле которого была воткнута табличка «Продается». И кругом – ни души, одни только птицы.
Лейле тогда было двадцать восемь лет. У нее еще оставалось пятьсот двадцать пять долларов призовых денег, а земля возле озера стоила пятьсот.
Оформив все положенные бумаги и став владелицей земли, она начала возделывать там сад.
– Самое забавное, что мне больше не хотелось в Париж, – сказала она.
15. Без обратного адреса
На третий день пребывания в «Йороне» я проснулась с мыслями о Розе, Эде и двух сестрах Ленни – Ракели и Мириам. Как бы я ни противилась, но они считали меня членом своей семьи. И, возможно, даже полюбили меня.
Как и я, Роза с Эдом потеряли сына. Да еще и внука. Может, на фоне такой огромной потери мое исчезновение было для них совсем небольшим огорчением, но меня мучила мысль, что я ушла не попрощавшись.
И вот, усевшись за стол из авокадо и поглядывая через окно на вулкан, я села писать письмо родителям Ленни.
Оно заняло не больше страницы. Мне хотелось сказать им спасибо за их доброту и за то, что у меня в жизни был Арло. Мне хотелось сказать им, что они замечательные родители и что Ленни очень любил их.
«Простите, что я даже не попрощалась с вами, – писала я. – Я просто не знала, что сказать. Мне нужно было убежать от всего, что напоминало бы мне о Ленни и Арло. Но обидеть вас я никак не хотела».
Я и сама знала, каково это, когда любимый человек уходит, не сказав последнее прости. И считала неправильным так поступать с другими.
Больше я ничего им не написала. Ни про автобус, ни про самолет, ни про лодку или что теперь я живу на берегу лазурного озера с видом на вулкан, а за окном над кустами тунбергии летают колибри, а в душе зияет дыра, которую ничем невозможно заполнить.
Роза поймет по штемпелю, что я нахожусь в другой стране, тем не менее я не оставила им обратного адреса.
Я не стала писать «до встречи», потому что это было бы неправдой. Я просто поблагодарила их за Ленни и за нашего с ним ребенка, которого мы собирались вместе растить. «Надеюсь, вы сможете простить меня». И ни слова больше.
16. Пояс с бисерной вышивкой
Мария с Луисом нанялись в «Йорону» почти сразу после того, как Лейла купила эту землю. На тот момент они были молоды. А теперь постарели.
Луис по-прежнему целыми днями выполнял тяжелую физическую работу: латал подпорные стенки, мешал раствор, забирался по шаткой стремянке, чтобы постричь ветки у мексиканской сливы, ухаживал за садом. Работал он медленно и с натугой – видно, спина болела. Мария по-прежнему хлопотала на кухне, и хотя приготовленные ей блюда неизменно обладали превосходным вкусом, она уже не была так расторопна – например, долго возилась, чтобы почистить манго или измельчить чеснок.
Сын их, Элмер, был на подхвате, но, будучи подростком, постоянно на что-то отвлекался, особенно на Мирабель, помощницу Марии. Мирабель убиралась в комнатах, стирала, а вечером взбивала для меня свой фирменный напиток из кокосового молока и свежих фруктов с добавлением приправ (возможно, кардамона и имбиря). Уж сколько постояльцев умоляли ее раскрыть рецепт, но Мирабель лишь с улыбкой качала головой. «Никакого рецепта и нет вовсе. Каждый раз я все делаю по настроению».
Так же как и Элмер, Мирабель работала на Лейлу с самого детства – лет, кажется, с десяти: именно тогда умерла ее мать, и она попросилась к Лейле на работу. Сейчас ей было пятнадцать, и она обладала неземной красотой. Медовая кожа, огромные карие глаза, в которых светился незаурядный ум.
Мирабель носила длинную косу с лентой, цвет которой зависел от ее настроения, и традиционную для этих мест юбку из домотканого полотна, перехваченную поясом. Большинство девушек довольствовались однотонными поясами с незамысловатой вышивкой, но Мирабель, используя бисер, вышила цветы белокрыльника, орхидеи и птичек колибри. И вся эта красота играла на солнце при каждом ее движении. Когда я выразила восхищение поясом, девушка призналась, что трудилась над ним больше года.
Глядя, как она работает – быстро, расторопно, при этом без
