История села Мотовилово. Тетрадь 9 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев
– Ну, благословляйтесь, начинайте с Богом! Я вот сначала обкошу траву около телеги, чтобы зря не приминать её, а вы начинайте от межи, видите затёсы вон на той берёзе и осине – это межа нашего пая. Хотя я сам начну от межи-то, а вы зачинайте от овражка, там межой не ошибётесь, по самый овражек вся трава наша, так что начинайте! – подбадривая, нацеливал отец сыновей на работу.
При первом взмахе косой перед отцом легла подсечённая трава. В форме полумесяца размером в добрую сажень перед ним появилось оголённое место прокоса. Коса, издавая своё обычное «вжик», пошла вперёд, забирая под себя всё новые и новые полукружья скошенной травы. Мастерски отбитая и хорошо навострённая коса своим жалом бойко подрезала сочную, ещё не обсохшую от росы траву, как бритва, оставляя после себя ровную низкую щетину травы. Перед глазами косца внизу ровной густой стенкой стояла трава в выжидании очередного взмаха косы.
Под косой трава, мгновенно вздрагивая, безжизненно валилась и косьём сгруживалась в вал, где обсыхая от росы вяла и сохла на солнце. Ноги косца, поставленные ступнями раскосо, медленно, но податливо передвигаются всё вперёд и вперёд по голому прокосу, оставляя промни в отаве. Но вскоре отава на следу косца начинает выпрямляться, топорщиться, отливая цвет густо зелёного оттенка. Минька с Санькой тоже ринулись в косьбу за отцом следом. Отец остановившись оглянулся назад, по выражению его лица можно было догадаться, что он доволен и находится в радостном расположении духа. Он особенно торжественно наслаждался тем, что за ним следом с косами в руках, подкашивая траву, так же как и он идут его сыновья. А братья, не замечая ликования отца, взмахивая косами шли следом за отцом. За косцами пролегли три полосы-прокоса: широченная в сажень за отцом, поуже, за Минькой и совсем узкая за Санькой. Снова повострив косы, косцы «завжикали» косами по траве – то одновременно, то вперебой. Тела косцов в такт взмахов мерно покачивались то вправо, то влево, слегка приседая на чуть раскоряченных упругих ногах. Их головы и спины слитно покачивались в такт взмахам кос. За отцом окосиво тянулось ровное и гладкое, словно из-под бритвы, нигде не оставлялось ни единой неподкошенной былинки. За старшим сыном кое-где виднелись выпрямляющиеся, не совсем подсечённые травинки, а за Санькой же в непрокосе топырилось и колыхалось много травинок. Потревоженные косой и оставленные на месте, они кланялись словно благодаря Саньку, что он их не подсёк и оставил жить. Для очередной точки косы отец остановился первым, глядя на него остановились и сыновья.
Отец с оценкой качества косьбы взглянул на ряды сыновей и с благосклонной улыбкой заметил:
– За тобой, Саньк, трава снова растёт, «топорщится». На второй укос просится!
– Да коса что-то не косит, – сваливая вину на косу, оправдывался Санька.
– Коса востра, да руки, видать, не теми концами у тебя вставлены! – упрекнул его отец. – Вон, гляди, за Минькой трава-то не растёт! – в Минькину похвалу сказал отец, отчего Минька самодовольно кратко улыбнулся.
– Да ты умеешь ли как следует владеть косой-то?! Косить это не то, что у девок титьки щупать, да книжки почитывать! – козырнул отец столь необычными словами в Санькин адрес, от которых Санька пристыженно опустил голову и приумолк, учащённо дыша от непривычной работы.
Старший Василия сын Минька с малолетства окунулся в труд, с восьми лет он уже помогал отцу по хозяйству и в поле. Он и обличием-то в отца: такой же чёрненький и характером в него, за что и любил его отец больше, чем Саньку. А Санька в науку попёр, по примеру дяди Алексея, книжки почитывал, газеты, журналы выписывал.
– Плохой из него косец, да и согребальщик хреновый, – с мужской деловитостью заметил Минька о Саньке. Выточив косы, все трое снова принялись сокрушать траву.
– Вот мы и приехали! – громогласно возвестил подъехавший на своей «Зорюшке» Иван Трынков. – Долго ли, коротко ли ехали, а всё же доехали! – Бог помочь! – поприветствовал он Савельевых мужиков-косцов.
– Бог спасёт! – вежливо ответил Василий на Иваново приветствие.
– Вы уж, чай, половину пая скосили, а мы вот только являемся! – наивно улыбаясь проговорил Иван.
– Полная-то, не полная, а вот эту яланку уже докашиваем, – отозвался Василий.
– Ну и мы ещё накосимся-наработаемся, работа не волк, в лес не убежит! – продолжал балагурить Иван, слегка побалтывая свесившимися с телеги ногами, поглядывая на свою Прасковью, которая угнездившись блаженно сидела в глубине телеги. – Но, милая – поедем на тот конец пая, на свои луга.
И телега Трынковых, колыхаясь от кочкастой лесной дороги, стала постепенно скрываться за отдельно росшими по лугу кустами. Издали видно было, как колыхаются у сидящих в телеге головы, самого Ивана, Колькина и его матери Прасковьи, по случаю сенокоса цветно разнаряженной праздничным платком. По приезде на место, на свою обширную луговую поляну воскликнул: «Вот, где раздолье-то, Иван Трынков». В первую очередь он позаботился об лошади, чтобы ей было уютно и чтоб комары не кусали. Кольке с матерью он приказал строить шалаш, а сам впрягши свою кобылу принялся за устройство для её стойбища. Он выбрал очень подходящее место для своей «Зорюшки». Немножко в сторонке от полянки, где они расположились станом, как по Иванову заказу росли дружной окружной кучкой молодые липки, а в середине их пространство величиной как раз где можно расположить лошадь, что Иван и сделал. Он ввёл свою «Зорьку» в это место, как в домашней конюшне. Лошадь не стало видно ни с какой стороны, она оказалась закрыта со всех сторон плотно стоявшими липками, а имеющиеся случайные дыры Иван загородил приставленными кустами, чтобы ни один комар не пробрался к «Зореньке» и коим грехом не побеспокоил её. Накосив сочной травы, Иван задал её «Зорюшке», а сам из кадушки, в которой он намеревается для разнообразия делать замеску для лошади, достал часы-ходики, стал старательно их приспосабливать, вешать к стволу высоченной сосны. Он и в поле на пашню и сев, а также и на сенокос всегда брал с собой часы-ходики и по ним определял время обеденного перерыва, а ночуя вставал только по часам.
– А как же определять время-то?! – отвечал он допытливым мужикам, которые спрашивали его и в насмешку и всерьёз. – Ведь на глазок или по солнышку точно-то время не определить, – объяснял он мужикам. – Или, к примеру, в лесу: хотя и солнышко
