Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
В кафетерии Дана и Галь заняли столик в самом прохладном углу, под кондиционером, ибо стояла довольно жаркая погода, и заказали салат для учительницы и бутерброд с напитком для девушки. Разворачивая свой завтрак, Галь сказала, что после всей специальной диетической еды в пансионате, она получит особое удовольствие от обычной белой булки с сыром, помидором и кислым огурцом.
– Я рада, что ты так говоришь, – с улыбкой отвечала Дана.
– А как я держалась в кабинете? – оживленно спросила Галь. – Неплохо, правда?
– Совсем неплохо, – подтвердила Дана Лев. – По-моему, ты держалась молодцом.
– Странно, – протянула девушка. – Я вовсе так себя не чувствовала.
– Тебе этого и не нужно. Это другие должны видеть и чувствовать. Мне кажется, что директор почувствовала это сразу.
Глаза девушки заволокла легкая дымка. Она выдержала недолгую паузу и негромко сказала:
– Она просто сделала хорошую мину при плохой для нее игре. На самом деле, я осталась в ее глазах той же безумной девчонкой.
Дана Лев на мгновение перестала жевать, и пристально посмотрела на ученицу.
– Девочка моя! – произнесла она со строгостью. – Тебе не стоит недооценивать опытность и прозорливость таких людей. Ты бы не произвела на нее впечатления, если бы оставалась все той же безумной девчонкой. У директрисы нашей, какой бы суровой она ни была, интуиция есть, да и голова на плечах. Можешь смело быть увереной, что ты сумела показать ей, что стала гораздо мудрей и сильнее, чем раньше.
Галь погрузилась в раздумья. Тень печали скользнула по ее лицу, взгляд потупился, жевание булки стало вялым. Дана Лев внимательно наблюдала за ней. После молчания, девушка, не глядя на нее, обратилась к пространству с, видимо, давно назревавшим в ней вопросом:
– Зачем же мне нужно было столько всего пройти, чтобы сделаться сильнее? Неужели нельзя было просто жить в благополучии и счастье? К чему были все эти потрясения, которые чуть не убили меня? Не думаю, что без этих потрясений я бы не никак не изменилась.
– Не спорю, – кивнула учительница, – и такое было бы возможным. Но если бы ты спросила меня, насколько бы ты изменилась в этом случае, я бы ничего не смогла ответить. Может быть, тогда ты осталась бы для меня той же самой Галь, только немного повзрослевшей. Если хочешь знать, многие люди так и живут всю жизнь, и сложно сказать, насколько они действительно сильны и мудры. На мой взгляд, они и сами не знают ответа на этот вопрос. Пойми: спокойные будни, конечно, очень важны, но только сложные испытания помогают личности выпрямиться во весь рост.
Галь Лахав запальчиво засмеялась.
– Мой рост – сто шестьдесят три сантиметра без каблуков, – шутливо приговаривала она. – Неужели я выросла еще немножко? – Потом, отсмеявшись, прибавила со всей серьезностью: – Как же я скучаю за прошлым! Тогда все было просто и понятно, а сейчас… сейчас мне так больно за себя, за пропущенные учебные полгода, за все, за все! Ах, Дана, если бы ты знала, что это за адская боль!
В ее голосе сквозили слезы, лицо немного скривилось от жутких воспоминаний. Она и не ждала ответа учительницы, ибо что та могла ей ответить? Она просто высказала ей свое наболевшее, как близкой подруге. Но та, как близкая подруга, все же нашла для нее слова утешения. Она наклонилась через стол и положила ей холодную из-за кондиционера руку на плечо.
– Немного терпения, Галь, и это пройдет. Думай больше о том, что ты выиграла это сражение, и что сейчас все от тебя зависит. Ведь ты так рвалась обратно, в нашу школу, и твое горячее желание исполнилось. Будь же умницей, старайся, докажи, на что ты способна!
После этих слов каждая снова сосредоточилась на своей еде.
"Дане легко говорить", – подумала девушка. – "Пусть она оказалась свидетельницей того, как меня выдворяли из школы, но ведь не она прошла этот позор. Только я сама доподлинно знаю, что это такое, и только мне ведомо, каково было мне сейчас смотреть в глаза несносной директрисе, из-за которой – или при участии которой – меня постигла эта участь".
Еще подходя к воротам школы с заднего двора, Галь увидела ее ту самую машину, которая выглядела так, словно никогда не находилась в ремонте. Хорошая у директрисы машина, стойкая, последняя модель БМВ. На подобных автомобилях ездили почти все родители ее одноклассников, все эти врачи, юристы, профессора, государственные работники. Куда уж было им с ее бедной мамой – секретаршей – до их достатка! И кто знает, какое положение занимала бы она раньше среди их детишек в классе, если бы не ее внешность и Шахар?
Вдруг Галь осенило. Откуда у ее мамы, которая никогда не зарабатывала больше положенного минимума, взялись деньги на ее лечение? Странно, что этот естественный вопрос не возникал у нее раньше. Даже в пансионате ее окружали очень состоятельные люди, или люди, имеющие состоятельных родственников. В прошлом, они покупали весьма не дешевые порошки, ставили на кон украшения, машины, дома, наводили налетчиков на своих же богатых близких, чтобы потом променять их имущество на наркотики. Среди них она явно была белой вороной, не только в силу своей истории, но и своего материального положения. И потом, пансионат действительно был высочайшего уровня. Правда, Галь, не побывала ни в какой государственной нарколечебнице, и не знала, с чем сравнивать, но сполна насмотрелась о них в записях специальных телепередач на консультациях Шарон. После тех передач, пациенты открыто говорили, что не были достойны попасть сюда, в такие роскошные условия и в такие хорошие руки, и что, если бы не поддержка со стороны родных, то им всем пришлось бы валяться в одной из тех больничек, в палате по несколько человек, где их дружки, после отбоя, передавали бы им наркотики через щели в ограде. Это Галь прекрасно запомнила, и, будучи девушкой неглупой, смогла определить, что ее лечение стоило вовсе недешево. Вот только вопрос о том, кто же обеспечил его, почему-то, пока ни разу не возникал. И вот он возник.
– Дана, – возбужденно обратилась она к доедавшей свой салат учительнице, – можешь ли ты ответить мне на один вопрос? Мне очень важно получить на него ответ, и если тебе известно что-то,
