Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора - Михаил Сорин
Товарищи с Мозамбика подойдите к окошку, вас ожидает «бронь».
Очередь оторопело замерла, а затем, как по команде, образовала узкий проход к амбразуре. Мы, едва не срываясь на бег, устремились к кассе. И только когда билеты были в руках и наши фигуры выскользнули из узости, за нашими спинами раздался чей-то очнувшийся от массового гипноза голос:
Какая, на хрен, «бронь»? Они же очередь за нами занимали?
Дальнейшие дебаты мы уже не слышали, так как мчались выручать совсем околевшего от холода на перроне Игоря, которого, как оказалось, оставили именно там.
Ну что? – пролязгал он посиневшим от стужи ртом.
«А то», – сказали мы хором.
Значит едем?
Значит… – потянули мы немного резину – едем! Вон уже и посадку объявили.
Зайдя в вагон, мы все остальное поручили Игорю. В плане что-нибудь обменять, или достать он был виртуоз, короче говоря, через каких-нибудь пятнадцать минут наша непромокаемая группа сидела в одном купе и «рубила поляну», так у нас у моряков называется накрывать на стол. Одного мы еще не знали, кто будет четвертым, и тут вошла она… черные, как смоль волосы, сверкающие глаза, ярко красная кофта, небрежно наброшенный на плечи цветастый платок и невообразимой ширины юбка, завершала этот потрясающий ансамбль.
Ой, какая веселая компания. – начала на распев свой монолог цыганка, а это была она, представительница этого неунывающего племени.
Господи, только нам еще ее недоставало. – Мелькнуло в моей уставшей голове, еще и погадать предложит.
А не погадать ли вам, мальчики, всю правду вам, касатики, расскажу.
И тут она замолчала, потом схватилась за сердце.
Вам плохо? – озаботился Володя.
Ой, как же мне плохо, – вдруг заныла наша нечаянная попутчица, – детки мои в соседнем вагоне, а меня, враги-кассиры, сюда определили, господи, да помогите же мне люди добрые, служивые….
До меня медленно начал доходить весь комизм происходящего, наша форма, которую мы успели снять, переодевшись в спортивные костюмы, резко изменила настроение нашей попутчицы.
Игорь, одевайся и меняй ее на кого хочешь. – произнес я голосом, не терпящим возражений. Игорь не возражал.
Через каких-нибудь полчаса мы сидели вчетвером за столиком в купе.
Четвертым был солдатик, уволенный в запас, согласно приказу Министра обороны, Игорь «махнул» его «не глядя» на цыганку. Мы пили любимый напиток моряков – «шило», закусывая вкуснейшей того времени настоящей тушенкой.
Шеф, – пережевав очередную порцию, обратился ко мне Володя, – а помнишь, как ты отбился от контролеров с помощью этого же пропуска в ленинградской электричке?
Я, конечно, хорошо помнил этот случай.
Рассказ второй
Промежуточный и окончательный.
Это была середина восьмидесятых годов. Перестройка только начала разъедать наше государство, встряхнул экономику сухой закон, а потом начал медленно ее «опускать». Было запрещено курение в общественных местах и в поездах, в частности. Но корабли еще бороздили просторы мирового океана, я имею ввиду – наши, тогда еще Советские корабли. Курсанты военно-морских училищ проходили настоящую морскую практику на специальных учебных судах. Так вот, наша медицинская группа усиления была откомандирована для обеспечения такого похода, который начинал свое путешествие из Кронштадта. До Ориенбаума, ныне Ломоносова, мы добирались на электричке. Позади сутки в поезде «Калининград-Ленинград». Никто не устал. Я вообще люблю путешествовать в вагоне. Лежишь себе на полочке и в ус не дуешь. Тебя слегка покачивает, проводница чайком балует, а если еще попутчики интересные, незануды, попадутся, а если попутчица. Никто ни чем себя не обязывает.
Говори или рассказывай, о чем хочешь, все равно никто не проверит, да и кому это надо, а сколько услышишь откровений, но я не об этом, хотя об этом тоже не лишнее.
Итак, мы уже ехали в электричке. Настроение было классное. Володя и Игорь сходили покурить в тамбур, затем настала очередь моя, «главаря», как поется в одной бардовской песне. Одному стоять было скучно, а тут как по заказу появился собеседник, мужичок неопределенного возраста и слегка поддатенький. Мы с ним закурили из моей пачки, и он тут же стал рассказывать, как служил на Флоте и, хотя это было очень давно, все очень хорошо помнит и готов, если Родина скажет, надо, тут же ответить: есть!
В самый разгар нашей задушевной беседы, открылась дверь, и вошли контролеры. Я, сладко затянувшись сигаретным дымом, не обращая внимания на вошедших, попытался продолжить беседу. Но мой оппонент внезапно съежился и стал лихорадочно прятать дымящийся окурок в рукав.
Так, – раздался строгий и в тоже время ехидный голос за спиной, – значит, нарушаем постановление нашего правительства, не боимся штрафных санкций, отравляем людям окружающее пространство и поэтому будем оформлять протокольчик.
Я, не опуская руку с зажатой в ней сигаретой, с удивлением повернул голову. Говорил человек в форме железнодорожного контролера.
Настроение у меня было радужным, впереди нас ожидал круиз до Туниса на учебном корабле, и я вообще не был расположен к ссоре.
Простите, вы меня ни с кем не перепутали, если вы обращаетесь именно в мой адрес?
Нет, я вас ни с кем не перепутал, – последовал ответ, – вы и будете оплачивать штраф за курение в электропоезде, везде висят объявления и касаются они всех и даже военных.
Где это везде? Ничего не, вижу, тем более мы не местные и находимся здесь в командировке.
А незнание не освобождает от ответственности- последовал казенный ответ, – есть приказ местного управления, он расклеен по всем вокзалам, так что будьте добры. А не то мы будем вынуждены…
Дальше слушать было бесполезно, нужно было реагировать. Решение пришло мгновенно:
Да, Вы, наверное, правы, – Обескуражил я наглого контролёра и полез во внутренний карман тужурки, достал оттуда портмоне. А из него мой знаменитый пропуск из Мозамбика, – думаю, что на дипломатов ваше постановление не распространяется.
«Каких дипломатов?» – оторопело произнес вымогатель.
А вот, каких, – ответил я и протянул свой документ в развернутом виде, – читайте, правда, текст по-португальски, но печать специально для таких как вы, по-русски.
Посольство СССР в Народной Республике Мозамбик, – по складам прочитал он.
Военный атташе, он же дипломат – нравоучительным тоном произнес мой голос, – пользуется особыми правами…
Знаем мы все это, законы нарушать не в наших правилах.
А деньги вымогать у наших атташе сами не свои? – неожиданно произнес, доселе молчавший и тихо дымившийся в углу мой сотоварищ, – у нас у дипломатов, если хотите знать, такие права?!
Какие у тебя права? Отвянь и притихни, а не то мы с тобой быстро разберемся. Сигарету затуши, дымишься весь, алкаш несчастный.
Да, с него брать было нечего, контролеры с позором отступили и накинулись с проверкой на безбилетное вагонное братство, а так как первыми были мои коллеги, которые «кисли» от хохота, наблюдая за происходящим, то атака опять захлебнулась.
В Вильнюсе, тогда еще нашем городе, можно было наблюдать картину, как три офицера прощались с сержантом. Солдатик вытирал слезы и приговаривал:
Почему я два года прослужил в «сапогах»? Я так ненавидел офицеров, вы – моряки, совсем другие, – а потом повернул слезящиеся от хохота лицо добавил:
Подарите мне этот пропуск, я про него такое расскажу и про вас тоже.
Фингал
Если бы кто-нибудь услышал, о чем думает врач на приеме, уверяю вас, прием больных был бы в несколько раз короче. Он думает: как все надоело, зарплата маленькая, зачем я столько лет учился в институте, а потом на разных курсах, защищал категорию и все напрасно – это никем не оценивается. Больные требуют внимания и хорошего к ним отношения, а как, если лекарств нужных им в нашей ведомственной аптеке с каждым годом становится все меньше и меньше и все, что рекламируют с экранов большей частью больным не по карману. Не все же у нас инвалиды, имеющие право на бесплатное медицинское обслуживание, а те, у кого карман соответственный, боятся купить какой-нибудь мел, толченный с ванильным сахаром в подворотне. И вот приходят они к тебе на прием и начинают дискутировать, что же можно приобрести при данном заболевании с меньшими потерями для кармана, а главное
