Желчный Ангел - Катя Качур
– К Аделине галопом, понял? – взвизгнула теннисистка. – А ты, будущий муж, запахни ширинку!
Адам в ужасе понял, что не застегнул штаны, пока бегал по малой нужде.
Морфинист был послан к Аделине трубить отбой. А гневная Дина продолжила свой танец с ракеткой на радость публике.
– Все пропало, – помрачнел Адам, – теперь я всю жизнь буду для нее лохом.
– Не ссы, – подбодрил Валера. – Все разрулим.
После матча, когда Дину поздравляли с победой, компашка вразвалочку двинулась к ней, чтобы пожать руку.
– Ну что, помощник! – кинулась на шею Валере уже подобревшая Кацман. – Чуть мне всю игру не сорвал.
– Короче, ты суть поняла или нет? – нежно отстранил ее Бабуин. – Теперь ты маруха вот этого кренделя. Видал, как он на тебя реагирует? Аж ширинка разошлась!
Яблочно-красная Дина вдруг сменила оттенок в сторону огненного граната, опустила глаза и протянула Асадову руку.
– Дина, – назвала она имя, которое зелеными буквами светилось на гигантском табло.
– Адам, – сжал он ее влажную ладонь и приложил к жеваной рубашке. – Ты так красиво летала…
– А ты уже полгода ходишь за мной по пятам. – Она прижала к лицу ракетку, расчерчивая щеку и нос мелкими клеточками переплетенных струн.
– Хожу, – признался Адам, покраснев в ответ.
– Ну ладно, голубки, – Валера краем майки утер пот с лица, – дело пошло… А мы за мороженым и на речку, пока не сдохли от жары. Морфинист вон уже Аделину сисястую кадрит…
* * *
На этом месте старик останавливался и переводил дух. Моня вздыхал, зная, что вторая часть истории будет куда драматичнее.
– Может, не надо дальше? – спрашивал пса ювелир.
– Буф-буф, – возражал Моня.
Он не хотел слушать новости по телевизору. Он смаковал каждое слово хозяина, который всякий раз, вспоминая этот матч, молодел, свежел, менял скрипучие оттенки голоса на звенящие, ронял слезу на шершавые страницы и растирал морщинистую щеку кулаком. Моня вылизывал его лицо языком, улавливая соль вкусовыми сосочками, и снова укладывал голову на страничный разворот. Затем приподнимал правое, не совсем оглохшее, ухо, в святой готовности услышать все, что не расслышала в свое время она – Дина Кацман, мастер спорта, заслуженный тренер России.
– Тогда про грозу? – улыбался Адам Иванович.
«Про грозу», – в подтверждение его слов Моня прикрывал шерстяные веки.
Глава 16
Гроза
Вечером была гроза. Город, вязкий и липкий, как плавленый сырок, содрогнулся от первого грома. Высоко над крышами домов кто-то расколол молотком гигантский орех. Верхушки деревьев, первыми почуяв неладное, заметались на ветру, красные флаги на улицах вытянулись в струну и в едином порыве отдали честь неведомому главнокомандующему. Некто на огненном коне, неистово руководя наступлением, вонзил несколько молний в крыши домов и кресты заброшенных церквей, рассек небо ломаными линиями и опрокинул на город исполинскую бочку. Вода не капала – лилась потоком, замученная жарой зелень сначала жадно пила большими глотками, потом захлебнулась, закашлялась, начала срыгивать и молить о пощаде. Газоны стали озерами, цветы в клумбах забило насмерть, людей позагоняло в спертые подъезды, под козырьки и навесы. Автобусные остановки с застигнутыми пассажирами трясло от ветра, вода хлестала не только сверху, но и сбоку, снизу, по диагонали, больно стегала по лицу, как жена бьет полотенцем загулявшего мужа. Единичные горожане, застуканные посреди улиц, исполняли смешной и нескладный танец с собственными зонтами, спицы которых тот самый командир незримой плеткой выворачивал наружу, ломая металл и пластик, разрывая нейлоновые полотнища. Малейшие углубления в асфальте становились водохранилищами и вулканировали пузырями, как ревущие сопливые младенцы.
Дина с Адамом целовались под громадной липой в центральном парке. Дина часто пропускала занятия из-за соревнований, Адам тоже не был примерным учеником, а потому оба упустили тот факт, что в грозу под деревом целоваться не стоит. Но это было так упоительно…
Дина, как и грезилось Адаму, оказалась невероятно сладкой, будто жила внутри медовых сот и мед являлся частью ее морфологии. Адам, напротив, горько-соленый, с металлическим вкусом прочности и постоянства, будоражил ее воображение, щекотал язык и нервы.
Абсолютно мокрые, как новорожденные щенки, они оторвались друг от друга только тогда, когда молния ударила в липу, прошив насквозь ствол, и вышла наружу огненной лентой. Мгновенно дерево разломилось пополам, обрушив часть ветвей над головами влюбленных. Край ленты полоснул по рукам Адама, который инстинктивно обхватил голову Дины и прижал ее к груди.
Подростки оказались в шалаше из горящей древесины, но командующий грозой будто закрыл глаза на законы физики и позволил дуракам выскочить из ловушки. Вниз к Волге, к песчаному берегу возле парка, они бежали закрыв глаза, не разъединяя рук. Зачем-то с разбега прыгнули в воду, хотя плотность этой самой воды в реке и над ней была одинаковой: дождь продолжал поливать город из небесного шланга. Какой-то мужик на песке подбежал к кромке прибоя и начал махать руками и орать, заглушаемый ливнем:
– Назад, назад, придурки!
Парочка вылезла из реки, а мужик, зачем-то вцепившись клешнями в уши Адама, кричал, как оглашенный:
– Куда полез? Убьешь девчонку! Молния ударит в башку на воде!
Они снова побежали от грозы по пляжу и снова были одни на песчаном поле, а потому невидимый главком еще пару раз попытался попасть в них молнией в надежде научить тому, что прошляпили в школьной программе.
Наконец Адам повалил Дину на песок и укрыл сверху своим телом.
– Я оставила ракетку под деревом и сменку, – всполошилась теннисистка.
– Черт с ними, купим новые! – покрывал ее поцелуями Адам.
– С ума сошел? Мне же тренер эту ракетку выдал!
Асадов сел, подтянув к себе колени, и наконец осознал яркую боль в обоих предплечьях. Он поднял перед собой руки – на внутренней стороне от ладоней до локтей шли странные красно-синие ожоги, напоминающие морозный рисунок на стекле.
– Ты взял эту молнию на себя, – завороженно прошептала Дина, – ты спас мне жизнь!
Адам, распираемый одновременно мучительной болью и гордостью, соединил вместе обе руки.
– Смотри! – восхитился он. – Если читать слева направо сразу на двух руках, то получится твое имя! Д-И-Н-А!
– Дааа. – Она положила голову ему на плечо. – А можно ПИНА, или ДИХА, или ШИНА.
– Ну мы-то знаем, что это ДИНА! Даже наколку бить не надо…
Они сидели прижавшись друг к другу, как два сообщающихся сосуда, и их тепло, энергия, мысли свободно переливались из одного тела в другое, не требуя словесного сопровождения. Впереди во всех оттенках серого плескалась Волга, накатывая свинцовыми волнами на берег, разбивая пенные слюни о песок и снова втягивая их в гигантский водяной рот. Небо графитовыми нитками в технике вышивальной глади соединялось с поверхностью воды, образуя единое дымчато-пепельное полотно.
– О чем ты мечтаешь? – задумчиво спросила Дина.
– О тебе, – мгновенно отозвался Адам.
– Нет, я имею в виду что-то далекое, несбыточное…
– Чтобы отец завещал мне свою мастерскую и всех клиентов…
– Я не об этом. Что-то совсем нереальное… из фантазий, из книг…
– Полететь в космос? – уточнил Адам.
– Вот, уже ближе. А я мечтаю попасть в Тибет. – Дина посмотрела на него серьезно, будто прощупывая, можно ли доверить мечту.
– А что это?
– Это такое место на Земле. Мне бабушка переводила с немецкого одну книгу. Есть такой мужик, альпинист, путешественник Генрих Харрер, и он написал историю, как семь лет прожил в Тибете[19]. Это где-то в Китае. На юго-западе. И там знаешь, как красиво: горы, небо, монастыри, монахи… Все бело-синее… Не то что здесь…
– А что ты там будешь делать? – удивился Адам.
– А что делают в мечтах? Наслаждаются…
– Как туда добраться?
– Никак. Это же заграница. Может, лет через пятьдесят туда будут летать самолеты. Но где они сядут? Там же горы…
– Обещаю, через пятьдесят лет мы туда поедем, – заверил Адам с легкостью, какой женщинам дарят луну и звезды.
– Мне будет шестьдесят пять! – засмеялась Дина. – А тебе еще больше. В таком возрасте людям уже ничего не нужно.
Адам смотрел на блестящую антрацитовую реку, и над ней будто из глубин вырастали заснеженные пики гор,
