Желчный Ангел - Катя Качур
Ну да, плечи узковаты. Ну да, бедра внушительные, но зато походка!.. Она шла легко, невесомо, немного подпрыгивая, как теннисный мячик, и от этого казалось, что сине-белые кеды не касаются земли. В автобус, гармошкой отворивший двери, запрыгивала словно с трамплина, задевая ракеткой ворчащих теток и проталкиваясь вперед. Через окно Адам мог видеть ее ладошку, тщетно пытавшуюся ухватиться за верхний поручень. Это было трогательно и смешно: Дина до него не доставала. В школьном буфете она брала булочки с компотом и за соседним столом лопала их самозабвенно, откусывая громадными кусками. Ее щеки надувались шариками, как у хомяка, и ходили ходуном вокруг маленького веселого носа. На контрасте хрупкая утонченная подруга, сидевшая рядом, долго выковыривала пальчиком изюм, а затем, отрывая по крохотному кусочку, отправляла тесто в рот.
Адам чувствовал, что булочка Дины куда вкуснее остальных, что земля под ней тверже, воздух чище, солнце ярче, а трава зеленее. Ему тоже хотелось быть частью мира, такого избирательно счастливого в радиусе Дины и весьма невзрачного вокруг других.
Еще одним фактором в пользу малышки Кацман стала ее популярность в кругу бандитов из «дома сельского». Прямого отношения к братве Дина не имела. Ее семья была интеллигентной, инженерно-художественной, высоконравственной, выспренно-наивной. Папа разрабатывал проекты гидросооружений, мама учила детей рисованию. В этой же комнате, через фанерную перегородку с Кацманами, жили Бабоновы: прачка, сантехник и двое погодков-сыновей – Паша и Валера. Младший Валера к моменту совершеннолетия отсидел за разбой уже три года, старший Паша до сих пор чалился в колонии. Валера слыл местным паханом, в «доме сельского» курировал малолетнюю группировку и имел кликуху Бабуин. Несмотря на свои восемнадцать, учился в седьмом классе, ибо годы заключения и руководство бандой отвлекли его от образовательного процесса. В этот же класс ходил младший брат Дины – Йося, худенький тринадцатилетний пацан, как и мама, склонный к рисованию и художественному восприятию действительности. Мама Роза Марковна ежедневно занималась с сыном математикой, а когда Валера вышел из тюрьмы и попал в Йосин класс, стала привлекать к этим занятиям и вконец отупевшего Бабуина. При этом Роза Марковна относилась к соседскому переростку так же бережно, как и к своему сыну, кормила его оладушками и терпеливо объясняла задачки с их причинно-следственными связями и логическими цепочками.
Однажды Валера получил пятерку за контрольную, которую сдул у Йоси, и мама, прослезившись, испекла яблочный пирог в его честь. Бабуин тоже растрогался до слез и с этого момента старательно списывал у одноклассников, чтобы получить хорошие отметки и порадовать Розу Марковну. Еще он часто сидел с Йосиной мамой возле мольберта и наблюдал, как она, набрав акварельные краски, мазок за мазком из ничего создавала цветы, стебли, букеты в вазах, блики солнца на подоконнике, капли воды на листьях, божью коровку или шмеля над бутонами: Роза Марковна всегда рисовала натюрморты.
Однажды Валера не выдержал и попросил попробовать самому. Мама закрепила на мольберте новый лист бумаги и торжественно отошла в сторону. Мозолистой рукой, забитой до локтя татуировками, Бабуин ухватил кисть, как держат финку, и непрерывной черной линией нарисовал овал лица, глаза с опущенными ресницами, приоткрытый рот и длинный локон, падающий со лба. В завершении послюнявил беличью кисточку, ткнул в красную краску и поставил жирную точку посредине нижней губы.
– Все, – подытожил Бабуин.
Роза ахнула и закрыла лицо руками. Но торшоне[16] была она: минималистичная, но абсолютно узнаваемая, более того – прекрасная, уникальная, прочувствованная так тонко, как не могло выверить ее в отражении само зеркало, как не писали ее влюбленные поклонники, как не портретировали именитые фотографы.
– Боже, как талантливо! – восхитилась мама и прижала неуклюжего бандита к груди. – Тебе надо учиться, мальчик!
– Да прям, – криво усмехнулся Бабуин. – Вы только никому не говорите, а то ржать надо мной будут…
Роза Марковна долго еще цеплялась к родителям Бабонова:
– Валерику надо идти в художественное училище! Он станет настоящим мастером! У него великое будущее!
– И чё? – изумлялась в ответ прачка. – Где он рисовать-то будет? На тюремных стенах?
И действительно, в «дом сельского» каждый день наведывалась милиция. Кого-то находили повешенным, кто-то валялся на лестничной клетке с ножевым ранением, кто-то – в своей постели с огнестрелом. Первым делом шли к Бабоновым.
– Твои бандюганы поработали? – прижимали Бабуина к стене.
– Не трожьте Валерика! – кричала Роза Марковна, стегая полотенцем ментов. – Мальчик ни в чем не виноват!
Однажды мощный опер в штатском неловко оттолкнул напавшую маму, и она упала, ударившись головой о стену. Разъяренный Бабуин с налитыми кровью глазами вцепился в глотку сыскарю и давил до тех пор, пока его не оттащили родители.
– Сына, сдурел, упекут же! Не успел выйти! – кричали они, отрывая Валеру от мента.
– Убью за Розу, – хрипел Бабуин, – за всех Кацманов убью!
Последней же каплей, навеки укоренившей Розу Марковну и всех ее отпрысков в хмурой душе бандита, стала метель. Метель была поистине пушкинской, с ураганным ветром, ломающим деревья, сбивающим с ног людей. Ранним утром мама посмотрела в окно на припадочный карагач, что молотил обледенелыми ветками о стекло, и приняла решение:
– Дина в школу не пойдет, а мальчиков отведу я – у них сегодня контрольная. Йося, Валерик, собирайтесь!
Выйдя из «дома сельского» и тут же упав на колени от штормового порыва, Роза Марковна скомандовала:
– Мальчики, поворачивайтесь к ветру задом, держите меня за руки и идите спиной вперед!
Схватив за варежку тощую ладонь Йоси и горячую лапищу Бабуина, она выпятила грудь навстречу метели и отважно зашагала вперед. Мелкая, хрупкая, в сером пальтишке с заячьим воротником, птичка-невеличка вела за собой худого подростка и громилу-бандита, распределяя на каждого равную долю своего громадного огненного сердца.
Валера понимал, что может взять на руки и саму Розу, и ее недоразвитого сына, но шел, повинуясь, переставляя назад ноги и чувствуя, что никто и никогда не будет верить в него так свято и так искренне защищать от невзгод, от ветров, от земных катаклизмов. Гораздо позже, отбывая на нарах двадцатку за убийство, он еженощно вспоминал эту теплую ручку, этот темный локон, рвущийся за метелью из-под вязаного берета, красное замерзшее ушко, пар изо рта, уносимый ветром назад, эту самую счастливую в жизни метель. И, как предрекала родная мать, куском угля рисовал на стене ее анфас под восхищенное цоканье сокамерников. Потом это же лицо тюремный кольщик[17] набил ему на плече с помощью электробритвы и заточенной скрепки.
– Какая, а! Ро-за! – читали надпись зэки, разглядывая красивую задумчивую женщину на смуглой коже. – Маруха, любимая?
– Нет, – сплевывал Бабуин, – мама. Вселенская, всепланетная мама…
Глава 15
Дина
Ну, о Дине. После той метели Бабуин официально заявил, что семья Кацманов под его покровительством. Роза – мать, муж ее – отец (до кучи, Валера редко видел инженера дома), Йося – брат, а Динка – маруха.
К Динке, впрочем, Бабонов не испытывал никаких чувств – она была не в его вкусе. Но, понимая, что девочка находится в самом соку, а количество преступников на квадратный метр в «доме сельского» зашкаливает, возвел ее в такой высокий ранг.
Однажды в конце кромешного коридора без лампочек Дину зажала гоп-компания и начала стремительно раздевать. Девчонка визжала сквозь закрытый ладонью рот, пытаясь произнести «пароль» с именем Валеры, но никто ее не слышал. Внезапно один из толпы включил фонарик, осветил Динино лицо и в ужасе отскочил назад.
– Это же маруха Бабуина! – заорал он на весь коридор. – Шубись, пацаны!
Компашка сразу же отползла от Дины, как тараканы от пятна дихлофоса.
– Прости, эй, подруга, мы это, ошиблись! – Главарь кинулся к девчонке и начал судорожно натягивать на нее колготки и наглухо застегивать все пуговицы.
– Козлы вонючие, уроды грёбаные! – орала та, шараша портфелем по башке главаря.
Потом этот же портфель главарь нес в зубах до Дининой двери. Его приятели фонарями освещали коридор, чтобы «бабе Бабуина» было приятно ступать.
