Найди меня - Андре Асиман

был молод и энергичен, поэтому удивился не меньше ее. Она старалась и так и сяк, но казалось, все не то, и я тоже старался, но и у меня не получилось ее возбудить. Что-то было не так, и, хотя мы стали гадать, что бы это могло быть, никто не смог назвать причины. К вечеру мы оделись и отправились бродить по улицам Блумсбери, как две потерянных души; оба притворялись, что хотим есть и ищем, где перекусить. Вместо этого мы много выпили, но, когда вернулись в номер, между нами ничего не изменилось. В конце концов у нас получилось, но то был секс по взаимному упорству, а не желанию, и в довершение всего в момент якобы экстаза я случайно назвал ее именем другой женщины, с которой в то время встречался. Уверен, мы оба почувствовали облегчение, когда через два дня оказались в Риме, каждый у себя дома. Она очень, очень старалась остаться друзьями, но я хладнокровно избегал ее, возможно, потому что не мог прямо признать, как подвел ее, или потому что знал, как запятнал свою дружбу и с ней, и с человеком, который потом стал ее мужем. Много лет спустя, когда она была тяжело больна и уже на пороге смерти, она несколько раз пыталась со мной связаться, но я так ей и не ответил. Я никогда, никогда не забуду этого.

Миранда выслушала меня, но не сказала ни слова.

– Хочешь мороженого? – спросил я.

– С удовольствием.

Мы зашли в кафе-мороженое. Она заказала грейпфрутовое, а я фисташковое. Она явно хотела расспросить меня о том, что я рассказал, однако я хотел услышать ее историю.

– Твоя очередь, – сказал я.

– Пообещай, что не будешь меня ненавидеть?

– Я никогда не буду тебя ненавидеть.

Когда мы вышли из кафе-мороженого, Миранда призналась, что ей все очень понравилось: понравилось то, как прошел день и как мы встретились, понравилась лекция, ужин, алкоголь, встреча с ее отцом, а теперь и наша откровенность.

– Это произошло, когда мне было пятнадцать, – начала она. – К моему брату, который старше меня на два года, как-то днем пришел друг, и они смотрели телевизор в его комнате. Я присоединилась к ним в своей типичной манере навязчивой младшей сестры: села с ними на кровать, как часто бывало, когда я не хотела одна торчать в гостиной, и мы мирно смотрели телевизор, пока брат не положил руку мне на плечо, как иногда делал. Но тут другой мальчик сделал то же самое. Постепенно его рука передвинулась с моего плеча мне под футболку, и брат, возможно, думая, что это все еще невинное тискание, которое прекратится, как только я что-нибудь скажу, потрогал мою грудь – скорее ради прикола или, может быть, подчеркивая, что мы не делаем ничего необычного или шокирующего. Но я не возражала, и ни один из них не останавливался. Потом друг моего брата расстегнул ширинку, и все это было бы всего лишь бесстыжим баловством, если бы брат, который, видимо, не хотел, чтобы его обошли, не сделал то же самое. Я вела себя так, будто все это дело совершенно естественное, а потом пошла дальше и попросила их обоих лечь рядом со мной. Мы втроем легли вповалку, продолжая смотреть телевизор. Я доверяла брату и чувствовала себя в безопасности, зная, что он ни за что не позволит происходящему зайти слишком далеко, вот только позволила его другу снять с меня джинсы. Друг не стал мешкать и сразу же взобрался на меня. Через несколько секунд он кончил. А теперь начинается та часть истории, которую я никогда не искуплю. Происходящее казалось такой глупой игрой, что я сказала брату, мол, теперь его очередь, и даже пристыдила за то, что он замешкался. Тут-то я и поняла – а не раньше, – что баловство с его другом было лишь уловкой с моей стороны, потому что хотела я своего брата, и чтобы он занялся со мной любовью, а не просто трахнул, – поскольку то было бы самым естественным делом между нами, и, возможно, заниматься любовью и есть самое естественное дело. Даже друг стал его подначивать. «Не стоит, она моя сестра», – никогда не забуду его слов. Он встал, натянул джинсы, снова лег на кровать и продолжил смотреть телевизор. С тех пор брат никогда не оставался со мной наедине, и, если мы находимся в компании и вынуждены сидеть на одном диване, он обязательно садится с другого края. Мы никогда не обсуждали тот случай, и я знаю, что он и по сей день стоит между нами, когда мы чмокаемся при встрече или обнимаемся на прощание, а потому мы по возможности стараемся этого не делать. Я знаю, что он так и не простил ни себя, ни меня. Но и сама я так и не простила его. Ведь я предложила старшему брату всю себя, потому что боготворила его. Ну что, я тебя шокировала? Тебе противно?

– Нет.

Она выбросила остаток мороженого.

– Терпеть не могу вафельные рожки, – призналась она.

Мы приближались к отелю, и она сменила тему:

– Для меня эта встреча не на одну ночь.

– И для меня тоже.

– Кстати, – вдруг опомнилась она. – Мне нужно позвонить. А тебе?

Я покачал головой и спросил:

– Что ты ему скажешь?

– Кому, отцу? Он давно уже спит.

– Своему бойфренду!

– Не знаю, и это неважно. А тебе совсем никому не нужно позвонить?

Я посмотрел на нее.

– Уже давно не нужно.

– Просто хотела уточнить.

– Пойдем ко мне в отель.

Она закончила разговор меньше чем за тридцать секунд.

– Торопливо и небрежно, – заметил я.

– Он и сексом так занимается. Сказал, что не удивлен. И с чего бы ему удивляться. Вот и все. Я ему сказала: «Это не обсуждается».

Мне очень понравилось выражение «Это не обсуждается». Однажды она и мне так скажет. Как только мы вошли в номер, я заметил на полке для багажа возле узкого стола свою сумку. В номере был всего один стул. Я помнил, как собирал сумку очень рано утром, но теперь мне вдруг показалось, что это было в другой жизни. Я помнил, как эта сумка стояла рядом с диваном в доме ее отца. Видимо, носильщик оставил ее здесь днем. Я быстро огляделся и понял, что этот номер куда меньше, чем мне казалось, хотя я всегда просил именно его. Поэтому я извинился перед Мирандой и объяснил, что, приезжая в Рим, всегда стараюсь заселиться в этот номер из-за балкона.

– По площади он буквально в