Найди меня - Андре Асиман
Я вновь поднялся на круговую галерею и, увидев, что никто на меня не смотрит, даже открыл дверь в женский туалет и позвал Миранду по имени. Никто не ответил. Может быть, она спустилась в туалет цокольного этажа? Однако цокольный этаж был полностью погружен в темноту.
Выйдя на улицу, я заметил неясные очертания группы людей у кафе на углу. Конечно же, она внутри. Но ее там не было. Мне хотелось обвинить хлопотливого исследователя и несуразную старушенцию, которая заболтала и заплевала меня до смерти. Я сказал Миранде, что выйду максимум через десять минут. Неужели я потерял счет времени? Или виной всему моя неспособность отказать людям, которые хотели получить мой автограф?
Я увидел, как тот самый завхоз с большой связкой ключей, шаркая ногами, вышел из здания и запер один из выходов. Я испытывал искушение спросить его, не видел ли он девушку, которая искала своего – кем мне следует назваться? – своего отца?
Может, зайти к ее отцу?
И тут до меня наконец дошло. Почему я не подумал об этом раньше? Она исчезла. Передумала, дала деру. Она же призналась, что бросает людей без малейшего знака или предупреждения, как змея скидывает старую кожу, – и сейчас поступила точно так же. Пуф-ф! – и, говоря ее же словами, она на свободе!
Все это одна большая фантазия. Я все это выдумал. Поезд, рыба, обед, Темпьетто Браманте, молодой летчик, швейцарские родители, которые упали в расщелину и о которых ничего не было слышно до тех пор, пока их дочь не стала им ровесницей, греки, которые предвидели конец Византии, бежали в Венецию и передавали греческий язык из поколения в поколение, так, что все уже забыли, отчего в их венецианский диалект прокралось несколько греческих слов, – все, все это было неправдой.
Какой же я идиот!
Мои губы сами собой зашевелились, и я услышал, как произношу это слово. Мне захотелось рассмеяться. Я повторил его. И-ди-от. Во второй раз оно прозвучало не слишком смешно, а в третий еще несмешнее. О чем ты думал? Я так и слышал, как мой сын скажет это, когда я встречусь с ним завтра и расскажу о девушке в поезде по имени Миранда, которая привела меня в дом своего отца и заставила желать то, что, казалось, навсегда ушло из моей жизни.
Уже почти стемнело, и я понял, что спускаюсь с Яникула по единственной известной мне дороге; по пути я прошел мимо своего старого дома, словно надеялся, что это место приведет меня в чувство, заземлит меня и напомнит, кто я такой. Дом возник передо мной раньше, чем я ожидал; он постарел и склонился под тяжестью времени, как я и все мои бредовые вигилии. От этой мысли мне тоже хотелось смеяться. Столько лет прошло, а ты так ничему и не научился, правда? Все еще надеешься, что она окажется у твоей двери и скажет: «Вот она я, вся твоя».
И-ди-от. Разумеется, она дала деру.
Года через два, когда меня снова пригласят прочитать лекцию, я пройду мимо этого места и посмеюсь над человеком, которым надеялся стать, над своей мечтой о совместной жизни в доме у пляжа. Теперь только вигилии. А ведь я в какой-то миг собирался сказать ей: «Я готов бросить все. Мне все равно, где, когда и сколько это продлится. Мне все равно».
Здесь, сегодня, я стал минусом.
Я не мог даже гневаться на нее или себя. Нет, я испытывал обиду. Обиду не на то, что она врала, или играла со мной, или увлеклась на мгновение своими фантазиями и увлекла меня, после чего отбросила их, – а на то, что передумала, – хотя как можно винить ее в этом? Испытывал обиду, потому что доверился ей, а доверие нельзя вернуть. Она раздавила его и выбросила на помойку, не подумав ни о нем, ни обо мне. Я хотел снова стать тем, кем был утром в поезде, хотел стереть из памяти все произошедшее – как будто ничего и не было. И-ди-от. Конечно же, было.
После такого, думал я, мы выключим свет, запрем двери, закроем ставни и научимся больше никогда не надеяться. Только не в этой жизни.
Мне не пришлось переходить через мост. Стоило лишь взглянуть на последний этаж здания, где жил ее отец, и я увидел, что свет везде выключен. Она не дома. Логично.
Она знала, что я приду, и специально где-то задержалась. Тогда я пошел обратно в отель. Прежде чем зайти внутрь, я понял, что мой первоначальный план был все-таки не так уж плох. Перекусить, сходить в кино, выпить, пойти спать – и, повидавшись с сыном, уехать из Рима. А потом обо всем позабыть. И все-таки! Грустно, что так вышло.
Я собирался попросить служащего гостиницы разбудить меня в семь тридцать утра, когда увидел Миранду. Она сидела за одним из многочисленных столиков в длинном коридоре возле лобби и листала журнал.
– Я на секунду поверила, что ты все-таки решил сбежать. Поэтому ждала. Я больше никогда не выпущу тебя из виду.
Вместо ответа я просто обнял ее.
– Я думал…
– Идиот! – выдохнула она. Потом смягчила тон: – Но ты меня нашел.
Я протянул молодому человеку на ресепшене свою кожаную папку, и мы вышли из отеля.
– Ты обещал мне ужин.
– Ужин так ужин.
– Куда ты обычно ходишь после лекций?
Я назвал ресторан. Она знала это заведение, и оно ей нравилось. Нас посадили за тихий угловой столик; вина было в избытке, и, хотя оно оказалось не лучшего качества, нам удалось осушить целую бутылку. Позже, гуляя, мы снова прошли мимо моего старого дома. Я посмотрел наверх и увидел, что в окне третьего этажа горит свет.
– Больно? – спросила она.
– Нет.
– Почему нет?
«На комплименты напрашиваешься?» – спросил я ее взглядом и улыбнулся.
Она достала свой большой фотоаппарат и принялась фотографировать здание и мое окно, где горел свет.
– Как думаешь, что он делает там, наверху?
– О, я не знаю.
Но подумал я вот что: молодой человек наверху ждет, все еще ждет. Откуда ему было знать столько лет назад, что ты еще не родилась? Зимними вечерами, когда я готовил на верхнем этаже и время от времени смотрел в окно кухни, я ждал, но
