Сергей Лукницкий - Киллеров просят не беспокоиться
Через час с небольшим вся команда собралась в гостиной, кроме Анны Михайловны, убиравшей со стола в несколько печальном настроении. Она все еще не могла привыкнуть к тому, что Нестеров не придает значения ее талантам в кулинарии, расстраивалась от того, что тот не замечает, какой в доме порядок, что холодильник всегда заполнен, что она купила себе новую блузку: Нестеров жил работой.
Анна Михайловна давно смирилась с этим, не сопротивлялась, но и не привыкла. Она ведь была актрисой, человеком духовным, богемным. Все отдала мужу. Его погоны стала считать главным. Его друзей приняла полностью. Иногда думала об исчезающей интеллигентности. Жалела себя, но и утешала: кому теперь нужны ее жертвы?.. Но порою все еще расстраивалась, ей было дискомфортно от безразличия мужа к внешним проявлениям бытия.
План действий, составленный Нестеровым и Алтуховым, уместился на одном листке. На следующий день Нестеров улетал в Новый Уренгой.
9
Турбины двигателей вздрагивали, сотрясая самолет, храпели, проворачивая воздух так, как гигантская электрическая мясорубка проворачивает мясо, затем утихали и вновь раздражительно взрывались. Наташа сидела у окошка, овального, очерченного голубым пластиком, вцепившись в ручки кресла и внимательно прислушиваясь к звуку двигателей. Когда один из них замолкал, чтобы отдохнуть, сердце ее уходило в пятки, хотя она и понимала, что полет проходит нормально.
Она часто оборачивалась, ища глазами кого-то, но уже больше по инерции: наверное, у него что-то случилось и он не смог лететь или опоздал на рейс. Она дважды вставала, прохаживалась вдоль рядов, тщательно всматриваясь в лица пассажиров, но так его и не нашла.
-- Пожалуйста, пожалуйста, -- улыбался сосед, статный, усталого вида брюнет, с глубокой синевой под глазами, пропуская ее то туда, то обратно, -я сам боюсь летать, что-то в этом есть мистическое.
Но на сей раз, Наташа слишком далеко ушла в свои мысли, и он напугал ее когда спросил:
-- Ну вот, через сорок минут будем на месте. Вы по делам или к родственникам?
-- К родственнику бывшему, -- мрачно пошутила Наташа, -- а почему вы не предположили, что я возвращаюсь домой, что не похожа на уренгойку?
Мужчина улыбнулся всем лицом: волосы его отъехали немного назад, глаза вспыхнули озорством, а губы широко раскрылись, обнажая квадратные сточенные зубы.
-- Совсем не похожи, совсем. А впрочем, я никогда не видел уренгоек, но то, что вы не северная барышня, -- это точно. Угадал?
-- А вы в командировку? -- спросила Наташа.
-- Так точно, на комбинат, -- ответил Николай Константинович.
В аэропорту Внуково он увидел эту загорелую блондинку, волосы которой отливали, как колосья пшеницы, и вспомнил Марину. У нее были такие же вот длинные белые косы, она пришла сдавать ему основы государства и права на вступительных в МГОУ. Он остановил ее, когда, подготовившись, она уже шла к его столу с исписанным листочком в руке, глядя ему прямо в глаза. Встал и поменял расшатанный стул, на котором сидели предыдущие абитуриенты. Аудитории этот простецкий жест преподавателя понравился. Все немного расслабились. Потом он продержал ее перед собой около часа, в основном рассказывая о новой конституции и механизме ее написания. Ему было приятно ее близкое присутствие, ее нежная зависимость, ее кокетливость ради отметки. Потом он перескочил на своего любимого конька:
-- А вы знаете историю своего города или хотя бы места, где вы живете? Вот вы москвичка? -- спросил он и заглянул в ведомость: -- ...Марина Сергеевна.
-- Да, -- ответила она, -- я живу на "Пролетарской".
-- В какой стороне? Туда, ближе к реке?
-- Напротив Крутицкого подворья, -- ответила Марина.
Затаив дыханье, она ждала удобного момента блеснуть эрудицией. Она знала все об окрестных памятниках архитектуры: Новоспасский монастырь, с его казаками при входе, огромной надвратной колокольней, усыпальницей Таракановой и могилами Романовых, первая в Москве обитель Никона, знаменитого мощного патриарха; Симонов монастырь с его монахами-невидимками, полуразрушенными оборонительными угловыми башнями и приютом для глухонемых в одной из церквей; невдалеке, на территории завода "Динамо", церквушка Воскресения Богородицы с останками русского богатыря, героя Куликовской битвы -- монаха Пересвета.
Нестеров поставил девчушке пять и, знать не зная, какие мысли вдруг взбрели в ее золотую головку, поскорее выпроводил ее из аудитории, дабы избавиться и от своих грешных мыслей. Он читал тогда уголовное право и был вольтерьянцем. Мог начать лекцию с того, что сообщает студентам лишь модель закона, поскольку применять его в стране, где автомобилисты нагло не пропускают пешеходов, а в церкви норовят тебя обхамить, -- практически невозможно. На него жаловались декану, но импозантность Нестерова и его былые заслуги, -- все-таки это он привел на факультет команду, ушедших с больших постов своих друзей не позволяли не только расстаться с ним, но даже намекнуть, будто он что-то рассказывает нетрадиционно. К тому же любовь студентов, как и шила в мешке, -- не утаишь.
Спустя два месяца, после установочной лекции по уголовному праву, Марина подошла к нему. Подождав, пока студенты разойдутся, получив комментарии и разъяснения метра, она приблизилась к нему, почти вплотную низко опустив голову, что должно было подчеркнуть ее такт и скромность.
Он заметил ее сразу, но выжидал, а точнее, соображал, как бы познакомиться с ней поближе, поговорить с ней, какой повод найти. Нестеров издали кивнул ей, она дала понять, что ждет его, в ответ он кратко, запинаясь при этом, как студент-первокурсник, сказал: "Сейчас, подождите пожалуйста, я сейчас освобожусь".
Марина смотрела на него издали, и ей было приятно, что он попросил ее подождать. Словно этим между ними уже было все решено. А ведь Марина была влюблена в него семь лет назад, когда он читал лекции на подготовительных курсах в МГОУ, а она только собиралась поступать. Но тогда -- сразу после школы -- поступить в университет ей не удалось, в то лето умер ее отец, и все пошло крахом. Так ей казалось. Отца нашли мертвым в лесу лишь на следующее утро после того, как он с друзьями поехал за грибами. Сердечный приступ и скоропостижная смерть отца потрясли ее. Она плакала во сне и молчала целыми днями, уставившись в одну точку: фотографию отца в военной форме в обнимку с мамой где-то на юго-восточной границе.
Марине пришлось пойти работать, а через год мама вторично вышла замуж. Отчим считал, что падчерица должна сама заработать на свое высшее образование, хотя его доходы от торговли косметикой позволяли семье жить безбедно. Он вообще-то был неплохим человеком, но Марине казалось, что он может втянуть ее в ту пустоту и бессмысленность, бесцельность существования, в которых живет сам. Начались препирания, а потом и скандалы. Она сняла квартиру и лишь на седьмой год смогла найти такую работу, которая позволила бы ей учиться на заочном юрфаке в Московском государственном открытом университете. Вот это и было ее целью. И еще долг -- отец взял с нее слово, когда она пришла с выпускного бала, что Марина будет юристом, как и дед, и прадед.
Она подошла к Нестерову с просьбой дать ей материал о подготовке проекта нового Уголовного кодекса.
-- Вы можете подождать меня еще несколько минут? Я только зайду на кафедру и провожу вас, вы не торопитесь?
В этот день они прошли пол-Москвы. С Садового кольца свернули на Патриаршие, прошли по Малой Бронной, мимо дома Нестерова. И только выходя на Тверской бульвар, Нестеров оглянулся и показал Марине на свой дом: я здесь живу, но извините, что не приглашаю: во-первых, у меня еще лекция в университете, а во-вторых, жена неправильно поймет, то есть наоборот, правильно.
Марине было все равно. Она уже два месяца мечтала о нем, не спала, представляла себе их первый разговор, его первое прикосновение. Если бы ее спросили, чем он покорил ее, она не смогла бы ответить, он ее не покорял, просто ее сердце тянулось к нему, вот и все. Нестеров взял номер ее телефона, позвонил на работу через день, в понедельник. Так и повелось у них: в выходные Марина была предоставлена сама себе, а в будни, сразу после работы, они бродили по городу, а потом шли к ней, накупив еды и вина. Машины тогда у Нестерова не было, а работа, тогда еще в МВД, не отягощала его существование.
Она гордилась им. И не могла понять, как может человек вместить в себя столько способностей, вести так много разнообразной деятельности и при этом быть еще эрудитом в вещах, далеких от юриспруденции.
Нестеров обрадовался соседству с белокурой женщиной, напомнившей ему Марину. Вот уже второй час полета он с болью ворошил свою память, глядя на длинные тщательно расчесанные, ухоженные волосы соседки. Невольно вспомнилась первая близость с Мариной, в тот же понедельник, когда он впервые встретил ее возле работы, на Белорусском. Как он дотянул до того понедельника -- просто фантастика. Впервые за долгие годы купил себе французскую туалетную воду, достал из гардероба не самый парадный, но самый любимый коричневый костюм, подобрал носки и рубашку.
