Дни в книжном Морисаки - Сатоси Ягисава
— Но ведь это правда вкусно, — ответила я, разгрызая маринованную редьку.
— Ты сама не готовишь?
— Готовлю, но только что-то вроде пасты.
— Нелегко придется твоему парню.
— Неужели?
На самом деле я никогда не угощала едой любимого человека. Всегда избегала таких вещей, потому что мне было неловко. Вообще, у меня и не было отношений как таковых.
— Мужчины очень просты. Их всегда можно покорить едой, — кокетливо усмехнулась госпожа Момоко и посоветовала мне хорошенько это запомнить, но я совсем не понимала мужчин. Скорее, госпожа Момоко покорила меня.
Конечно, я не забыла о дядиной просьбе и пыталась что-то выведать. Но госпожа Момоко постоянно уводила разговор в другую сторону. Даже если я прямо спрашивала, она ловко, точно угорь, ускользала от ответа со словами: «Кто знает, кто знает». Я не была болтливой, поэтому разговор постепенно сходил на нет. И еще стоило передо мной появиться еде, как я тут же забывала абсолютно обо всем. Это случалось каждый раз, поэтому ничего не двигалось с места.
Тем не менее я многое о ней узнала — алкоголь развязывал ей язык, поэтому я предлагала ей выпить несколько раз. Когда ее родители скончались, она перешла под попечительство тети в Ниигате, после выпуска из средней школы сразу же начала работать на небольшой фабрике, потом в двадцать один год в одиночку переехала в Токио, там влюбилась в молодого и многообещающего фотографа (здесь я даже невольно спросила, неужели так и было) и т. д.
Госпожа Момоко жила в Париже, потому что у ее возлюбленного как раз появилась возможность поработать там, и она отправилась за ним. К тому же она была настолько дерзкая, что сделала это без его согласия.
— Я была молода и глупа… У меня все мысли были заняты только им. Но я только потом узнала, что в Японии у него была семья: жена и дети. И мы расстались. По правде говоря, я очень хотела свою семью, но совсем не планировала таким образом разрушать чужую… — рассказывала госпожа Момоко, смотря куда-то вдаль.
И вот тогда дядя Сатору встретился с госпожой Момоко, которая страдала от слепой любви. И сначала она подумала, что не может его оставить, поэтому заботилась о нем, и постепенно они полюбили друг друга.
— Я этого не знала! — поразилась я, услышав историю этих двоих.
— Сатору ревновал меня к моему прошлому. Поэтому не очень хотел рассказывать об этом, — пожала плечами госпожа Момоко.
И все же она сразу же разгадала причину моих частых визитов.
Однажды вечером, когда мы, как обычно, сидели вдвоем за столом, госпожа Момоко, попивая маленькими глоточками саке, неожиданно с ухмылкой спросила:
— Такако, тебя Сатору попросил, да?
— Что? О чем вы?
Хоть я и занервничала, но пыталась разыграть не самое умелое представление. Однако все было напрасно. Госпожа Момоко с чрезвычайно довольным выражением лица ущипнула меня за щеку.
— Я ведь знаю, о чем он думает. Я тебе не очень нравлюсь, да, Такако?
У меня бешено колотилось сердце, пока ее пальцы сжимали мне щеку. Все было шито белыми нитками. В глубине души я действительно малость недолюбливала госпожу Момоко. Не сказать, что она мне совсем не нравилась, но если бы меня спросили, люблю ли я ее, затруднилась бы с ответом. Однако я бы уверенно могла заявить, что обожаю ее стряпню.
Для меня она была совершенно непонятным человеком. В этом смысле дядя Сатору тоже казался мне таким, но она была другая: сколько с ней ни разговаривай, все равно ближе она не становилась. Иногда мне казалось, что мы разговариваем, находясь на разных берегах, а между нами огромное расстояние.
Я не знала, что ответить, и госпожа Момоко весело рассмеялась:
— Ничего страшного. Все равно я люблю тебя, Такако. Ты такая искренняя, честная и милая. Хотелось бы мне обладать такой красивой душой.
— Не такая уж и красивая у меня душа.
Я огрызнулась, потому что подумала, что она подкалывает меня. Но госпожа Момоко почему-то грустно сказала, что она действительно так считает.
— А вот я постоянно лгу, — добавила она и ненадолго замолчала.
От меня не ускользнуло мимолетное выражение ее лица. В тот момент мне показалось, что у меня как будто получилось дотронуться до ее души. Но это длилось лишь мгновение.
Сразу после этого она снова напустила на себя привычный радостный вид и живо протараторила:
— Слушай, а не поехать ли нам куда-нибудь? Пока еще не сезон красных кленов, зато людей мало, и сможем спокойно отдохнуть. Ты сильно загружена? — наседала она на меня.
— Нет, у нас довольно гибкая компания…
— Тогда договорились?
— Эм, ну…
Сначала я хотела отказаться, но потом вспомнила ее недавнее выражение и в итоге со словами «что ж, поедем» кивнула.
Не знаю, как правильно выразиться, но в тот момент я что-то внезапно почувствовала. Не совсем душевное волнение, не что-то настолько значительное. Я определенно уловила в лице госпожи Момоко что-то невыразимое словами, какой-то знак, на который нельзя закрывать глаза.
* * *
До этого разговора с тетей Момоко о поездке мы еще дважды виделись с Вадой в «Субоуру». Оба раза я как раз возвращалась от госпожи Момоко и по пути заглядывала в кофейню. Похоже, он в самом деле бывал там постоянно. Так же как и в нашу первую встречу, он сидел за тем же столиком у окна и, подперев щеку, смотрел на улицу.
Я сама не понимала, хочу я встретиться с ним или нет. Не думаю, что я ходила в кофейню с какими-то конкретными ожиданиями. Но заходя туда и останавливая взгляд на спине Вады, я коротко окликала его.
Каждый раз, когда я с ним здоровалась, он как будто просыпался, поводя плечами. Потом секунд пять смотрел на меня, чтобы понять, кто я, и с улыбкой говорил в ответ:
— Здравствуй.
Он предлагал мне сесть напротив, и мы продолжали разговор. Мы просто говорили о том о сем, но почему-то я чувствовала себя умиротворенно. Однажды перед закрытием кофейни мы вышли вместе и прогулялись до императорского дворца.
— Что ж, до встречи.
— До встречи.
Мы не обменивались номерами телефонов, поэтому не было гарантий новой встречи, но расходились мы именно с этими словами.
Потом, когда я зашла в кофейню в третий раз, его не было. Конечно, я ничего не ожидала, но чувствовала себя опустошенной, как будто меня окатили ледяной водой. И все же я решила, что было бы более странно, если бы он действительно оказывался в кофейне постоянно.
В тот вечер я сидела за стойкой и спросила о
