Все живы - Анна Морозова
– Да там стыдобища! А вот этот хоть похож немного.
«Какие же у него бабушкины обороты речи все-таки», – подумал Алексей Степанович. Он почувствовал, что ему очень интересно знакомиться с Борей поближе. И что он уже начал привязываться к нему. «А в Даниловке кто-нибудь из дядей упрется рогом, что не отпустит племянника с каким-то левым мужиком», – с тревогой подумал он. Но решил не накручивать себя заранее и с любопытством склонился над рисунком с серыми следами от стирательной резинки.
Боря по рисункам Алексея Степановича осуществил свой замысел, и раненый боец с гранатой стоял, здоровый и крепкий, уверенно выпрямив спину, на фоне огромного, как труба теплотрассы, ствола танка. Он чем-то напоминал античного героя: прямой нос, четко очерченные губы, большие сосредоточенные глаза, чуть нахмуренные брови, волны волос.
– Не похож, – вздохнул мальчик.
– Зато он у тебя красивый получился. Как Давид. Вот, глянь. – Художник быстро нашел на телефоне скульптуру Микеланджело.
– Ага, похож чем-то! Но я-то хотел того нарисовать…
– Рисунок отличный. Давай обедать… И лапша тоже отличная, кстати!
На кладбище отправились уже после шести. Ехать было недалеко, не больше четверти часа. Потом еще несколько минут до кладбища, и вот они уже на свежей могиле – благо следователь скинул на телефон координаты. Удлиненный холмик, красные и белые венки, еще один в виде зеленой вазы с голубыми искусственными розами, черные ленты, а на краю холмика – покрытый светлым лаком деревянный крест. На пересечении перекладин Боря увидел овальный портрет и прочитал надпись: «Малютин Константин Васильевич». Под крестом стоял пустой стакан. Боря вытащил из пакета несколько мягких от жары конфет и положил рядом, а в стакан налил газировки. Потом присел, потрогал рукой землю, поднял глаза на Алексея Степановича:
– А его головой куда… ну, закопали?
– Крест ставят в ногах. Держи салфетку. Значит, хороший был человек, раз ты плачешь. Ну, царство небесное! Пошли потихоньку, хорошо? Ну-ну… Вот, у меня еще где-то было… Нету больше салфеток. Да что ж такое… Давай отойдем, и ты умоешься, хорошо? Воды много еще.
– Ну, зачем она его убила? – всхлипнул Боря.
– Солнц, алкоголь такое дело… Не обвиняй ее, не ожесточай сердце. У каждого свой путь, чего уж там. Конечно, жалко мужика, еще жить и жить. Но ты ведь его будешь помнить, правда?
Боря кивнул и, снова всхлипнув, сказал:
– Пойдем, а то я всё боюсь, что придет кто-то из его родных. Спасибо, дядя Костя! Прости нас с мамой, пожалуйста!
– Идем.
Такси до Даниловки заказали на раннее утро. Боря напоследок как следует залил пальму, по своему обыкновению, потрогал лист. «А хорошо мы здесь жили», – с некоторым сожалением подумал он. С другой стороны, они сейчас поедут в Даниловку! Наверное, бабушка уже ждет! Много вещей Алексей Степанович сказал не брать, потому что они еще сюда вернутся: «Это пока что наша база».
Во Фролово таксист по просьбе Бори сделал небольшую остановку, и они ненадолго окунулись в сверкающее весеннее утро. Волны жара сразу же охватили их со всех сторон: от неба, от асфальта, от стен домов. Размяв ноги, они с облегчением занырнули в кондиционер-ное нутро машины, правда пропитанное запахом разогретой на солнце ванильной отдушки. И снова за окном замелькали поля, села, бескрайние луга, какая-то речушка ослепительно блеснула и скрылась за поворотом дороги. Наконец, они проехали мимо металлического указателя в виде широкой стрелки вниз, и Боря прилип к окну. Вот уже и улица дяди Коли, а вон и его зеленый забор! Боря даже вспотел от волнения.
– На месте! – с улыбкой взглянув на него, сказал пожилой смуглый таксист.
Калитка открылась, и к мальчику быстро подошла тетя Алена, худая загорелая женщина с небольшим темным хвостиком, перехваченным голубой резинкой, в синем платье с ромашками. Крепко обняла Борю, доброжелательно поздоровалась с художником:
– Ну, пошли в дом! Я хотела вареников сделать, да не успела: Галка руки совсем связала. Еле-еле ее спать утолкала.
– Не беспокойтесь, у нас торт. Под кондиционером ехал!
– Рано как жара в этом году! Даже страшно, что летом будет! – вступил в беседу темноволосый мужчина с небольшими залысинами. Его полноватое, с легкой щетиной лицо выражало искреннюю радость при виде племянника – действительно искреннюю, потому что его берет к себе этот немолодой человек с чуть грустными глазами.
– Дай Бог вам здоровья, – с чувством сказал дядя Коля, крепко пожимая ему руку. – Аленка-то моя совсем с малой замоталась, беспокойная девка, а тут еще мать заберу…
– А где бабушка? – быстро спросил Боря.
– Так в больнице же.
– А к ней можно?
– Не узнает она никого. Мы каждый день ходим, но, думаю, тебе туда не стоит. Только расстроишься, а тебе и так досталось. Эх, Светка-Светка, учудила ты по полной! И человека ни за что ни про что на тот свет отправила, и свою жизнь в унитаз спустила, и мать подкосила. Мать-то со смерти мужа здоровьем не отличалась, и дочка всё подкидывала поводов. Какой организм тут выдержит? Ну ладно, вот чай готов, идем, за столом договорим!
– А мы где будем ночевать? – принимая из рук дяди блюдце с большим куском шоколадного торта, спросил Боря.
– А где хотите! Сейчас мы с вами сходим на мамину квартиру, соберем документы. Но там жарковато уже. Маришка ключи для вас передала от дома тети Гали, там вам лучше будет. Может, и сама заскочит вечерком. Володя ей сказал, что Боря хотел взять что-то оттуда.
Мальчик кивнул. Они еще немного посидели, потом вдруг весь дом наполнился резким, требовательным криком. Боря выскочил в сад. Алена подхватилась к дочке, на ходу допивая чай. «Борька совсем этих воплей не переносит, – прокомментировал ее муж. – Да и мы-то никак не привыкнем, если честно. Особенно ночью, когда от колик аж заходится. Аленка моя уже с лица спала от недосыпа. А эта мартышка даже у нее на руках дугой выгибается и орет до посинения. Всё перепробовали. Врач говорит – терпите, в три месяца должно полегчать». Алексей Степанович понимающе кивал, а сам думал: да, Боре здесь совсем не место.
Немного отдохнув на скамейке под высокой яблоней, они решили поход в квартиру перенести на завтра и отправились в дом бабы Гали. Боря повесил связку ключей на шею, как любила их носить бывшая хозяйка. В доме было, конечно, жарковато, но вполне комфортно. В кухне на столе лежала записка: «С приездом! В холодильнике борщ в синей кастрюле, в миске голубцы. После работы забегу. Отдыхайте! Марина». Алексей Степанович одобрительно улыбнулся: похоже, что Володе
