Все живы - Анна Морозова
– Я полез на чердак за бумагами. Мне баба Галя сказала про чемодан. Я его нашел. И еще рядом пакет, тоже с бумагами. А кабачки сгнили, и всё протекло. Бумаги испортились, понимаешь? Которые в пакете.
– Эй, ты там хоть осторожнее шарься! А насчет кабачков – это бабушка мне сказала их убрать на семена. Еще в прошлом году. Забыла, наверное. Слушай, не нравится мне это! Мало ли, на гвоздь наступишь. Ладно, мне пора! Вечером созвонимся. Не расстраивайся! Чемодан же в порядке, да?
– А где ведешка? У него замок заклинило.
– В сараюшке в старом столе. Верхняя полка. Увидишь. Всё, пока!
Боря тряхнул головой, поправил непослушные волосы. И что это он, правда, раскис сразу?
– Боря! Боря, ты где? – послышалось снизу, и он, присев перед люком, отозвался. Через минуту в проеме показалась голова художника, всклокоченная и какая-то мятая, как показалось мальчику.
– Как ваша голова? – сразу же поинтересовался он и сам не заметил, как Алексей Степанович очутился рядом.
– Как вы ловко!
– Ну, так стаж большой. Твой художник любитель шариться по заброшкам, нет, даже профессионал. Даже металлоискатель имеется… А чердак – место повышенной опасности, ты знаешь?
– Мне Володя уже сказал.
– Как он?
– Вы мне лучше скажите, как ваша голова. А то, может, всё-таки таблетку?
– Что, вид дикий, да? Это я задрых. А что? Тихо, постель удобная. Сегодня ты на ней будешь спать. Я, можно сказать, протестировал. Слушай, а пойдем перекусим? Борща хочется. А потом сюда вернемся. Я возьму свой телефон, на нем прекрасная камера. Всё зафоткаем.
Они вернулись в дом, оставив люк открытым. Боря сразу же побежал в туалет, потом вышел во двор за ведешкой. Пошел в сарай, но почему-то ноги занесли его к яблоне. Перед глазами встал сломанный дядей Володей тюльпан. Ведь это было совсем недавно, а сколько всего произошло! Мальчик осторожно пролез под яблоню, на свое любимое место, сел, обняв коленки. Он всё пытался вспомнить какую-то мысль, но она принадлежала тому Боре, с которым он уже не совпадал, и поэтому не мог ее уловить. Задумавшись, он заметил художника, только когда тот подошел к яблоне и встал так же, как тогда стоял дядя Володя.
– Вот ты где! Пошли обедать, я борщ подогрел, – начал он и остановился, вглядываясь в лицо мальчика. «Вот, кажется, и начинается осмысление. Хотя бы истерики не было…» Борина задумчивость сменилась изумлением: ведь дядя Володя тоже тогда пригласил его поесть! – Ты что? Что-то случилось?
– Нет, всё в порядке. Просто это было моё любимое место. И я вспомнил, как сидел здесь, ну, до того, как всё это началось. И знаете? Как будто это был не я, то есть не совсем я.
Художник протянул ему руку, помог выбраться на дорожку.
– Борь, ты понимаешь, в чем дело… как бы это сказать. Ты видел когда-нибудь бамбук? Удочку, например? Там такие как кольца, что ли. В общем, я что хочу сказать-то… Бывает, что душа тоже так растет – скачками.
– Да, я понимаю. Это когда много всего происходит, ну, такого. И я сейчас вспомнил, о чем я тогда думал. Ну, тот я, так получается.
– Пойдем, за борщом расскажешь.
– Сейчас, только за ведешкой в сарай сбегаю.
– Тебе помочь найти?
– Не, Володя рассказал. – И Боря, неловко отряхнувшись и поправив волосы, побежал к небольшому зеленому строению.
«А интересный пацан, – глядя ему вслед, подумал Алексей Степанович. – Что-то у нас есть общее, только не соображу что. Но в детстве я тоже таким был, задумчивым, это точно. Только у меня вся лишняя муть в рисование уходила, а этому посложнее, конечно. Может, тоже найдет свой способ».
На кухне вкусно пахло борщом. Боря быстро уселся на свое любимое место. «Интересно, куда пальму дели?» – снова подумал он, но почувствовал такой голод, что сразу же переключился на свою тарелку.
– Майонез бери. Марина позаботилась, – мотнул головой Алексей Степанович.
– Не, я со сметаной привык.
– Ну а я всё ем с майонезом. Холостяцкая привычка. Вроде как с ним всё вкуснее, что ли.
– Вы не женаты?
– Был когда-то, но жена от меня ушла. Разные мы слишком оказались, и ей со мной скучно было. Сразу так тихо в квартире стало без ее сериалов. Иногда даже не хватает фонового шума, а потом вспоминаю – нет, сейчас лучше. Говорю же, разные мы.
– Вы вообще одиночка, да? – поинтересовался Боря, который внимательно слушал художника.
– Не думаю. Просто не встретился близкий человек. Вернее, был один… Одна то есть – моя сестра, Оленька. Мы с ней понимали друг друга. Но она под машину попала, к сожалению.
– Жалко. А я вам не буду мешать, если вы к тишине привыкли?
– Да не то чтобы привык. Я ведь и музыку слушаю, и приходят ко мне гости и ученики. Просто когда эти бесконечные сериалы закончились, я понял, как они мне мешали. Там еще голоса такие были, ненатуральные, что ли. Наверное, организм чувствовал фальшь, и это его утомляло, – рассмеялся Алексей Степанович. – Ладно, это всё дело прошлое. Фигня, можно сказать. Ты мне лучше скажи, что ты там вспомнил, под яблоней?
– Думаете, мне яблоком по башке дало, и я открыл эврику? – улыбнулся Боря, довольный, что художник вспомнил его слова.
– Вот если бы там ванна стояла, то ты бы мог закричать «Эврика», то есть «Я открыл». А Ньютон просто яблоком по голове получил, и то говорят, что это легенда.
– Вот, блин, перепутал Ньютона с… ну…
– Архимедом, – улыбаясь, подсказал художник. – Фиг с ними со всеми. Что ты собирался рассказать?
– Меня тогда в школе сильно обидели, а потом бабушка. Я прибежал и сел под яблоню. У меня там типа базы было, что ли. Вот. А там тюльпан расцвел, красный. И чуть-чуть он как золотой был, – путано стал объяснять Боря, – Ну, я и подумал: зачем столько красоты вокруг? Вот приглядишься к чему-нибудь – это же прям очень красиво, ну, продумано по всем деталям, и вообще. Вот тюльпан тот же. Зачем пускать столько ресурсов на его внешний вид? Пчелы и так бы прилетели, куда бы они делись. И вот даже кирпич, вы только не смейтесь. Я на чердаке видел. Нам такая поверхность интересная. Или помните, мы в квартире ночевали, и там у меня в комнате занавеска висела? Вот я смотрел на тени в складках, как они расходятся… Слаженно, что ли, не могу слова подобрать. Вот это зачем? А небо? Там же столько оттенков! Блин, никак не могу объяснить. Вот
