Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
Теперь Идзуми не мог отвести взгляда от розовых, отливающих глянцем губ. По поезду прокатилась мелодия, извещающая о прибытии на станцию, и косплееры строем покинули вагон. Теперь их место заняли пары из учеников – с виду младшеклассников – и их родителей.
В набитом вагоне Идзуми почувствовал, какие мягкие бедра у его спутницы.
– А вы давно в браке?
– Года два как, – отрезал Идзуми, не шелохнувшись.
Поезд мчался по метромосту на автопилоте: в кабинке машиниста стояло пустое кресло.
– Одновременно быть в рабочих и личных отношениях – это, наверное, нелегко?
– Поначалу нам как раз сыграло на руку то, что мы уже хорошо знали друг друга. Да и вообще это достаточно сильно сближает. Но из-за того, что даже дома речь нет-нет да и заходит о работе, иногда кажется, что не продохнуть.
– Да? Мне кажется, в этом есть что-то привлекательное… – задумалась Танабэ и вполголоса добавила: – Как вам повезло с Каори!
«А вам с Осавой как живется?» – хотел было поинтересоваться Идзуми, но вовремя одернул себя. В голове вновь раздался вопль начальника: «Хватит уже на моей шее висеть!» Интересно, всерьез ли он говорил это?
Тишину нарушил повисший у уха шепот:
– А пока вы с Каори только встречались, про вас на работе никто не знал?
По выражению лица Идзуми было видно, что он не совсем понял вопрос, и Танабэ уточнила:
– Вы же, наверное, выбирались на свидания… Может, вместе уходили с работы… Никто ничего не заподозрил?
– Мы особо и не скрывали, что встречаемся, но, как потом оказалось, никто и не подозревал: когда мы сообщили о свадьбе, все в осадок выпали.
– Вот это да! А если – допустим – это просто вы́ не догадались, а на самом деле все притворялись, что ничего не замечают? – лукаво улыбнулась Танабэ.
– Пусть так – не все ли равно? – ответил Идзуми, пряча неловкость за встречной улыбкой.
Из уст тех сотрудников, что узнали про предстоящую свадьбу, Идзуми слышал возгласы удивления: «Каори?! Замуж?! За Идзуми? Да быть не может!» Каори представлялась всем убежденной карьеристкой, ее образ никак не вязался с такими понятиями, как «любовь» и «брак».
Никто и представить себе не мог, что она вступит в отношения с коллегой. Идзуми не отпускало ощущение, что он нашел своего человека, с того самого момента, когда пять лет назад в ресторанчике он признался Каори, что у него нет отца.
То, с каким спокойствием девушка приняла этот факт, вселило в него уверенность, что им удастся создать полноценную семью. Но причина, по которой Каори выбрала его, для Идзуми до сих пор была покрыта тайной.
Внезапно и неистово в руках завибрировал телефон. На экране высветился незнакомый номер. Неизвестность входящего не обещала ничего хорошего, но Идзуми, скрипя зубами, поднял трубку.
– Добрый день! Касай Идзуми, верно?
– Да… А вы что-то хотели?
– Вы приходитесь сыном Касай Юрико-сан, так?
– Все верно, – собеседник, который не торопился объяснять, что случилось, стал выводить Идзуми из себя. – С мамой что-то случилось?
– Юрико-сан сейчас находится у нас.
– Да вы скажите, у кого у вас?
– В полиции.
«В полиции». Когда прозвучала эта фраза, затихло все вокруг. Только где-то вдалеке глухо раздавался стук трясущегося поезда. Идзуми, односложно отвечая на вопросы служителя закона, разглядывал то – как раз открывшееся за окном – место, куда он со спутницей сейчас направлялся. Господствовавшее на искусственном острове Токийского залива здание штаб-квартиры телевизионной компании можно было легко спутать с исполинским инопланетным кораблем.
* * *
В прихожей встречало буйство красок. По всему полу была разбросана обувь: балетки, кроссовки, сандалии…
– Ой, прости, что тут так, – сразу спохватилась Юрико и нагнулась, чтобы прибраться.
Прихожая была слишком маленькой, поэтому Идзуми с мамой всегда раньше строго соблюдали правило «разулся – сразу поставь в тумбочку».
– Ты, небось, проголодался. Я сейчас приготовлю что-нибудь.
Юрико скользнула на кухню и спряталась за дверцей холодильника. Заходившее солнце, проникая сквозь окно в гостиной, подсвечивало почтенного возраста рояль. Мама всегда тщательно следила за тем, чтобы инструмент был хорошо настроен и блестел как новый; но сейчас на нем безобразно расположился толстый слой пыли. Некогда живые цветы стояли, засохнув, на обеденном столе, в вазе, где вода уже приобрела мутный коричневатый оттенок. И только постиранное белье было аккуратно сложено на диванчике.
– Мам, не нужно, я только чай. Я на станции чем-нибудь перекушу по пути.
Идзуми сорвался в полицейское отделение сразу с того искусственного острова – у него не было возможности пообедать. Но сейчас кусок не лез в горло.
– Не выдумывай! Я быстренько, так что просто подожди немного.
Мама – оттого ли, что долго просидела в полицейском отделении, – выглядела уставшей, но, похоже, ее удерживала у плиты твердая убежденность в том, что она обязана это делать.
– Давай я помогу.
Идзуми примостился рядом: ему было страшно наблюдать, как мама одна стоит у включенной газовой плиты. Взгляд его упал на раковину. Там отмачивалась пригоревшая кастрюля. Сколько же эта посудина натерпелась: ладно бы просто дно, но ведь черные наросты доходили до самой ручки. Сетку на углу раковины оттягивал скопившийся мусор, который напоминал о себе, испуская аромат тухлой рыбы. С рисоваркой по-прежнему соседствовали три буханки. Идзуми взял самую дальнюю и обнаружил, что на обратной стороне ее уже вовсю росла плесень. Не извлекая хлеб из пакета, он тут же опустил его в мусорное ведро. Затем открыл холодильник: кетчуп и майонез, каждого по две упаковки, все открытые.
* * *
Выпрыгнув из поезда, Идзуми полетел к районному отделению полиции маминого городка. Юрико, согнувшись в позу эмбриона, сидела на алюминиевом складном стуле. По другую сторону стола расположился мужчина средних лет в форме.
Он всматривался в лицо Юрико, когда в сопровождении молодого служащего вошел Идзуми.
– Вы сын? – уточнил полицейский и приглашающим жестом указал на стул, стоявший около Юрико.
– Мама, что стряслось? – спросил Идзуми. В его голосе, как он ни старался, прорезались нотки упрека.
Юрико молчала и продолжала сидеть, склонив голову. Возле нее стоял белый пластиковый пакет из супермаркета, находившегося возле станции.
– Да вы не переживайте: пострадавшая сторона сказала, что не будет раздувать дело, – произнес с довольной улыбкой полицейский так, словно мысленно похлопал Идзуми по плечу, и принялся с полным равнодушием заполнять протокол – ему, наверное, к такому не привыкать.
По кабинету, настолько крохотному, что, казалось, там нечем было даже дышать, отчетливо разносились почти неуловимые обычно звуки: было слышно, как по бумаге скользит шарик ручки, как отбивает ритм секундная стрелка часов…
– Мама
