Театр ужасов - Андрей Вячеславович Иванов
– Нет, вы только поглядите, – воскликнул Костя, вскакивая и прохаживаясь по залу, казалось, что он поймал вдохновение и хочет поговорить, развернуться. – Нет, только поглядите на этот «Культурный центр инициатив»! – Он показал на одну стену, махнул в сторону окна. – Он хочет, чтобы сюда пришли креативщики. Сам креативщик, хипстер, обновленная версия еврофицированной личности, он хочет здесь создать рассадник себе подобных. Мне пока удается сойти за своего, он не догадывается, что я намереваюсь тут сделать… – Костя недобро усмехается, ходит, потирая руки. – Конспирация пока не строгая. Прятаться не от кого. Кроме нас и еще нескольких человек, здесь нет никого, и мы можем спокойно тут жить, курить, пить и выращивать наши грибы, экспериментировать… У меня планы… большие планы, многое можно провернуть… Нет, если б вы знали, какие ко мне приходят бестолковые люди! Жуть! Они хотят, чтобы я поскорей залез в их головы и все там настроил, как в будильнике. Другие сидят на антидепрессантах годами, трясутся, думают, а что будет, если Россия введет войска в Прибалтику… Они меня спрашивают: Константин, как вы думаете, а что будет, если Россия введет войска в Прибалтику? Жалкие существа. То ли дело Мисс Маус… Смотрите, как она резво бегает по своему Дворцу! Грация, какая грация и – свобода.
Я ничего не сказал, потому что в своей речи он отчасти описал и мою жизнь. Это же мой словесный портрет, подумал я. Разве не задумывался я о том, куда побегу, если в Эстонию войдут российские танки? Разве не воображал я пропускной пункт с российскими солдатами на дороге Лаагна? Всем желающим дадут возможность покинуть страну, мечтал я. Убегу в Финляндию, говорил я себе и успокаивался. Вместо того чтоб стыдиться этого жалкого успокоения, я мечтал, чтоб Россия захватила Эстонию – таким образом все мои проблемы были бы в одночасье решены: я стал бы беженцем, который мог бы на законных основаниях подыскивать себе титьку. Позор!
Сидя в старом рваном кресле посреди бардака и коробок, я подумал, что Костя прав. Насколько же скучная у меня жизнь, какое жалкое все-таки я существо! Нет бы резвиться, как Мисс Маус…
Мышь будто чувствовала свое превосходство, она была очень активной. Мы курили и гадали, зачем она столько бегает, зачем запрыгивает на столики, для чего распахивает платяной шкаф, выгребает оттуда бумажные одежды, с какой целью спускается на первый этаж, что ищет в сундуках, для чего вдруг бросается вверх по лестницам, куда несется? Она спешила к столику с телефончиком, она зачем-то трогала его, нюхала, а затем спешила в кухню, где распахивала шкафчики…
Я встал, наполнил мой бокал и принялся в волнении ходить. Действительно, ради чего я бегаю по этому городу, перелетаю из одной страны в другую, выхожу из одного помещения, иду в другое? Зачем я открываю шкафы и сдвигаю предметы? Закончив один роман, тут же начинаю другой – зачем? Ради чего вхожу в отель, открываю чемодан, развешиваю одежду? Почему мои карманы набиты проклятыми бумажками? Какого черта я собираю весь этот ворох в книгу, заставляю людей читать, и сам читаю, собирая вокруг себя слушателей? Зачем?
Костя вежливо перенес мышь в клетку:
– Вам пора спать, Мисс Маус, – нежно приговаривал он, неся мышку на ладони и поглаживая ее спинку, – хватит вам бегать, так вы переутомитесь, в вашем возрасте нужен покой…
Он тихонько затворил клетку, мышь повозилась-повозилась и скоро уснула, уткнувшись носом в опилки…
Мы пили чай, говорили об изменениях в жизни, которые произошли у каждого из нас, вспоминали страны, в которых мы побывали. Рассказы Эркки были яркими, он побывал на самом севере Финляндии, катался на лыжах, ходил по сопкам на снегоступах, гонял на оленьих упряжках, занимался подледной рыбалкой, жил в ледяной гостинице и стеклянной иглу Саарисельскя, наблюдал полярное сияние. Костя говорил об Австрии и Италии, собирался ехать в Португалию, а Эркки мечтал побывать в Африке. Я сказал, что никуда больше ездить не хочу, они стали спрашивать почему, я не смог объяснить…
Вспомнил Прованс, домик у мельницы, шум реки и стрекот цикад, я там впал в глубокий ступор, вода бормотала, распадаясь на голоса. А потом – ветреная дождливая Бретань, литературный эксперимент в Сен-Бриё. Проект был посвящен историческому роману. Нас было двенадцать, в основном скандинавы, три француза, два испанца, один англичанин, но он недолго выдержал. Мы делали доклады раз в неделю и читали фрагменты, все остальное время строчили свое (перьями на бумаге), спорили, гуляли и пьянствовали. По условиям проекта, мы были обязаны жить как в Средние века, доступ к гаджетам получали раз в день на полчаса. И мы быстро привыкли, у нас это здорово получалось. Мы питались средневековой едой, которую для нас готовили в гостинице, еду привозили на деревянной повозке, запряженной мулами (они противно ревели и гадили по пути). Ели мы из деревянной посуды в большом погребе замка среди бочек и оружия, сидя на длинных деревянных скамьях за большим каменным столом. Мы пили вино из кувшинов и ели руками. Дабы реконструкция была максимальной, нам выдали одежду, сшитую вручную, и сотканное из конопли постельное белье. Самым трудным было спать в так называемых «гвеле-клоз» (des lits-clos[7]). Мы ползали по этим закрытым кроватям, как клопы в шкафу! Был бы я ребенком, мне все это, наверное, понравилось бы. Все участники эксперимента были в возрасте, я был чуть ли не самым молодым, и мы находились в одной большой коробке с перегородками. От средневековой кухни и вина, которого было в изобилии, мы страдали от несварения и всяких прочих расстройств. Деревянные постели жутко скрипели, каждое дыхание, каждое почесывание было хорошо слышно. К тому же эти коробки были короткими, все спали с поджатыми ногами, лежа в позе эмбриона. Я так не мог, по ночам я гулял, а днем отсыпался в гамаке.
Я встречал писателей, которые со мною дружили, и встречал таких, которые пытались надо мной посмеяться. Один высокомерный француз, попросив у меня автограф, насмешливо сказал, что подарит мою
