Театр ужасов - Андрей Вячеславович Иванов
– Меня больше не интересуют впечатления, – сказал я, прогуливаясь по залу и поглядывая на что ни попадя – на грибы в больших коробках и аквариумах, пластинки, корешки книг на полках, – меня не интересуют красоты и музеи, не увлекают люди, ничто не интересует… Зачем мне все это? Зачем? Неужели я недостаточно видел? Зачем мне себя развлекать? Отвлекать… Набивать голову себе всякой дуростью? Пялиться на старый зáмок, чтобы не замечать себя? Чтобы забыться? Меня больше не интересуют мир и люди, я никому ничего не хочу доказывать. Ничего не хочу в мире менять. Я думаю, что ничего нельзя поменять. Все решает планета, мы – ее мысли, мы ее водоросли, ее эманации, мы делаем так, как ей хочется. Меня вообще все это беспокоит только потому, что в будущем предстоит жить моему сыну, я думаю не о том, в каком мире жить мне, – я мог бы и в самом худшем из миров вытянуть как-нибудь, я думаю о том, в каком он мире будет жить, не могу об этом не думать, это моя ахиллесова пята…
Не знаю, что из всего этого я произнес вслух, а что просто подумал. Я ходил в волнении, не замечая ни Кости, ни Эркки, я ушел в себя. Под ногами шуршали бумажные листья и аккуратно вырезанные буквы, красные, коричневые, зеленые, желтые, тянулись ниточки, на которых, вероятно, все эти листья были подвешены. Я поднял одну бумажку: на листе были нарисованы жилки… Кто-то старался! Их красили детишки, и мой малыш наверняка тоже. Они подвешивали на ниточки эту цветную бумажную листву и буквы… Меня охватил прилив нежности, и горечи – я с ненавистью подумал о своих бумажках: эти крашеные листья значат куда больше, чем моя писанина! Я ходил и рассеянно подбирал их… Эркки ко мне присоединился…
– А что, давайте соберем из этих букв какое-нибудь слово, – предложил он. Кажется, ему эта мысль показалась забавной. Костя улыбнулся и тоже наклонился, подобрал букву…
– Тут на целый scrabble хватит, – сказал я, они засмеялись, и мне тоже стало весело.
Мы втроем бродили по комнатам и коридорам, с бокалами и буквами в руках, посматривая на стену: куда бы примостить?.. пополняли бокалы… ставили стремянку… вот так… нет, левее… ага, так, да… между делом вспоминали всякие истории, ведь мы такие старые, истории из нас так и сыплются, как буквы со стен… Мы так увлеклись, что начисто забыли о времени. В окна стучался дождь, мышь то просыпалась и скреблась, то снова затихала, мы снова курили кальян, крестословица на стене росла (я чувствовал, как наши жизни начинают переплетаться).
Костя перевернул пластинку.
– Светает, – заметил он.
Да, светало. В окнах домов Каменоломни включался свет. Мисс Маус проснулась и наводила порядок в своем замке. Ехали машины, люди спешили на работу, мы пили кофе, как в вокзальном кафе: ты сидишь, пьешь, а поезда едут и едут, и ни один из них тебе не нужен, потому что ты просто зашел выпить кофе…
Я снял со стены несколько букв; Эркки тоже. Я переставил буквы, он тоже; мы долго спорили и наконец оставили надпись: PSYCHEDELIC CLUB…
– Быть клубу здесь, – засмеялся Эркки (вряд ли он сказал это всерьез).
– А что, неплохая идея, – задумался Костя.
Так возник наш Психоделический клуб. И вот уже полгода, как мы существуем. Хотел бы я верить, что в моей жизни наметились изменения к лучшему, но пока сомневаюсь. Дверь вроде бы приоткрылась, что-то там есть, но что – не вижу. Я по-прежнему без работы, без денег. Утро мое начинается с того, что я здороваюсь с консьержкой, улыбаюсь, показываю мою клубную карточку, она отмахивается: «Идите-идите!..»; иногда я задерживаюсь выслушать ее сны, но не в этот раз. Прохожу мимо куста алоэ, едва заметно киваю, иду мимо надписи на стене – улыбаюсь. Всегда задерживаюсь перед мохнатой железной дверью, подношу руку к скважине, слушаю шелест бумажек (иногда я подбираю с пола отвалившиеся записки и прикрепляю к двери).
В клубе я играю роль секретаря. С нею запросто справится любой, но мне она дается с большим трудом. Вести нашу страничку в ФБ я еще как-то успеваю, а вот отвечать на звонки лень. У меня полно всяких мелких делишек – проветрить комнаты, убрать на кухне, порубить табак и прочие ингредиенты, подготовить кальяны, перевесить картины (Константин считает, что раз в месяц мы должны делать перестановку и перевешивать картины). Я поливаю растения, растут они не по дням, а по часам. Пока заваривается чай и кофе, убираю пыль, мою полы в коридоре. Затем пью чай и проверяю электронную почту, отвечаю на письма. Время растягивается в клубе. Я перекладываю распакованные вещи – вещей вагон и маленькая тележка, можно открывать лавку тысячи мелочей с девизом: 10 вещей за 10 евро!
Трудней всего принимать посетителей: улыбаться и говорить приветственные слова радостным голосом – это выше моих сил (я бы встроил в механизм двери играющее похоронный марш устройство, чтобы он включался всякий раз, когда кто-нибудь входит). Мрачный по натуре сатурнианский человек, я с большим трудом нахожу в себе силы растянуться в улыбке; посетителям я мысленно желаю провалиться сквозь землю (зачем вам все это нужно? зачем пожаловали? я знаю, для чего это мне, – я так живу, такова моя
