Швейная машинка - Натали Ферги
Конверт все еще лежит на столе, парень берет его и стряхивает пыль, перед тем как засунуть в один из многочисленных карманов рабочих брюк. Бросив последний взгляд на кабинет, выходит за дверь и идет по коридору к выходу на свежий воздух. Молоток он оставил на месте, чтобы вернуться в понедельник и закончить работу.
Только на втором этаже автобуса подмастерье вспоминает о конверте. В самый первый день работы в больнице всех рабочих проинструктировали, что подобные находки необходимо сдавать в строительный штаб. Молодой человек выходит из автобуса у дома своей девушки, видит ее и громко окликает. Она оборачивается и улыбается. Совсем рядом — в шести шагах — стоит красный почтовый ящик. Парень быстро вынимает письмо из кармана, бросает в ящик, потом бежит к подруге и заключает ее в объятия.
Вечер пятницы начинается отлично, а впереди еще целые выходные…
Джин
21 марта 1911 года. Фабрика «Зингер». Клайдбанк
«Будет забастовка!» — Джин слышала, как эти слова негромко повторяли все вокруг, но сейчас стоило выбросить это из головы. Прямо на нее смотрел бригадир. Он то и дело вынимал из-за уха огрызок карандаша, что не очень-то вязалось с его солидной должностью, и делал очередную пометку в новеньком блокноте. Всего несколько недель назад этот парень был одним из них, и Джин задавалась вопросом, понимает ли он, насколько все для него изменится в связи с повышением.
Длинный зал цеха напоминал школьный класс на сто двадцать учеников со столами, рассчитанными на восемь — десять человек. Никто не знал, почему этот цех называли «Испытательным этажом», а цех по производству иголок — «Иголочным этажом». Просто так было всегда.
Многие работницы еще помнили нового бригадира маленьким мальчиком с торчащими ушами, который когда-то жил в самом бедном районе города. Он играл на улице с их собственными детьми, а эти женщины угощали его толстыми ломтями хлеба. От него всегда пахло застарелой мочой. Работницам было совершенно безразлично его недавнее повышение, но относиться к нему как к своему они больше не могли.
Бригадир прочистил горло и официальным, соответствующим положению тоном заговорил:
— Вы что, не можете проверить эту машинку, мисс Феррье? В чем дело?
Джин с трудом сопротивлялась желанию разогнуть спину и шею, чтобы дать телу отдохнуть после четырех часов непрерывного сидения на скамье в одной и той же позе. Она посчитала, что с утра это была уже седьмая машинка, которую не удавалось настроить простой подкруткой натяжного винта, и начала подозревать, что ей нарочно подсовывают проблемные.
Не поднимая глаз от стоящего перед ней механизма, Джин ответила:
— Дело в игле, ее нужно заменить.
Бригадир постучал указательным пальцем по своим новеньким часам.
— Вам необходимо работать быстрее. Так — неприемлемо! — Выдав данный вердикт, он двинулся дальше в поисках следующей жертвы.
Шепотки вокруг Джин продолжались, но она, не слушая, потянулась к ящику с инструментами, общему для всех работниц за ее столом. Слева от нее были окна, доходившие до потолка. Однотонность стен разбавляли лишь яркие пятна пальто и шарфов, висевших в оконных проемах.
— Конечно, игла, — пробурчала она себе под нос.
Вооружившись отверткой, Джин удалила дефектную деталь и, закрыв глаза, покрутила тонкий металлический стерженек между пальцами. Сталь была гладкой, как весенняя травинка, еще полная сладкого сока. Крошечный заусенец на кончике подтвердил первоначальный диагноз. Джин поставила новую иглу и убедилась, что на катушке достаточно нити для контрольного шва: не слишком много, не слишком мало. Наконец сделала нужное количество стежков на белой ткани с большей осторожностью, чем обычно, тщательно следя за тем, как игла проходит сквозь нити основы и утка[1], — один стежок следовал за другим. Она проверила длину стежков и ровность шва и, удовлетворившись результатами, обернула надкусанную нить вокруг катушечного стержня на верху машинки, тем самым показывая, что проверка закончена.
Только после этого Джин позволила себе прислушаться к тому, что творилось вокруг. Гул голосов, которые становились все возбужденнее, нарастал.
Восемнадцатилетняя Фрэнсис, ровесница Джин и ее соседка по столу в течение последних трех лет, энергично пихнула Джин локтем и кивнула в сторону противоположного конца цеха, где в дверном проеме высилась фигура мужчины. Судя по всему, он кого-то искал, оглядывая женские головки с туго заплетенными и подколотыми косами. Наконец он заметил Джин и застучал тяжелыми ботинками по деревянным половицам, двигаясь по проходу между стеллажами со швейными машинками с левой стороны и столами работниц — с правой.
Все здесь знали Дональда Кэмерона, который в свои двадцать пять лет выглядел на все сорок. Не обращая внимания на протесты бригадира, Дональд решительно шагал, производя при этом гораздо больше шума, чем нужно. Достигнув стола Джин, он подошел к девушке и склонился над ней так низко, словно собирался поцеловать.
— Решил меня навестить? — улыбнулась она, вдыхая его запах, чувствуя тепло кожи.
— Зашел ненадолго, — ответил он.
Она смотрела на Дональда, и все женщины, работавшие рядом, тоже не сводили с него глаз. Кожаный фартук, синие грубые парусиновые штаны, подпоясанные широким кожаным ремнем, тяжелые, как гранит, ботинки. Рубашка без воротника с пятнами пота, обтягивающая широкие плечи; рукава высоко закатаны в соответствии с требованиями техники безопасности и закреплены чуть выше бицепсов; обожженные рыжие волоски на руках там, где искры от расплавленного металла каждый день добавляли новые мелкие шрамы. Она бросила взгляд на выступающую мышцу между большим и указательным пальцем, натренированную благодаря ежедневной работе с тяжелым, трехфунтовым молотом. Джин всегда нравились его сильные руки. Вряд ли ее подруги обратили внимание на бурый треугольник на рубашке сзади: эта отметина появилась в прошлом декабре, в тот самый день, когда в своей съемной однокомнатной квартире Дональд, подхватив Джин на руки, сделал ей предложение; она сказала «да», и он так быстро закружил ее по комнате, что Джин совсем потеряла голову и забыла про утюг…
Ей пришлось напрячься, чтобы расслышать слова Дональда: мимо как раз проезжала тележка с новой партией машинок.
Он повторил то же самое, что Джин уже слышала от других:
— Будет забастовка.
Но его уверенность придала словам новый вес и смысл.
— Почему ты так решил?
— Трех женщин перевели из шлифовального цеха, а тем двенадцати, что остались, велели закончить их работу вдобавок к собственной.
— Опять сдельные работники страдают.
— Ну да.
— Как ты об этом узнал?
— Две из них пришли ко
