Натюрморт с торнадо - Э. С. Кинг

День второй: окончен. День второй: приключение на каяках, купание в туалете, сукины дети.

Треугольники

В воскресенье мама просыпается в четыре часа дня. Для нее это полноценный отдых. Я слышу, как она заходит в душ, пока папа в гостиной полуубирает сидячую зону. Он проходится по поверхностям перьевой метелкой, не обращая никакого внимания на грязный экран телевизора.

Я шла на кухню, но останавливаюсь в дверях посмотреть, как папа пылесосит. Он водит пылесосом в разные стороны и пропускает почти всю грязь. Он даже телевизор не смотрит, его ничто не отвлекает от кусочка салфетки, который лежит на ковре прямо у него под носом, но, не дойдя до него, папа выключает пылесос и ставит обратно в шкаф. Потом он садится в кресло у двери, берет «Таймс» и начинает его проглядывать.

Я все смотрю на кусочек салфетки. Если я вижу его отсюда, папа тоже должен. Он белый, а ковер темно-синий. Человек не может быть настолько ленивым по незнанию. Читая «Таймс», папа ковыряет в носу и вытирает козявку о подлокотник кресла. Я жду, пока он снова засунет палец в нос, и захожу.

– Привет, – говорю я.

Он вынимает палец из носа и на этот раз не знает, что делать с козявкой. В итоге он вытирает ее о штаны.

– Есть что интересное в «Таймс»?

– Не особо, – отвечает он. – Ты сегодня убиралась у себя в комнате?

– Я убиралась вчера. Сегодня воскресенье.

– А, – говорит он. – Ну да, точно.

– Что у нас на ужин?

– Скорее всего, завтрак, – отвечает он.

– Сделаю вафли, – говорю я. – Мама обожает вафли.

– Ладно, – говорит он.

Я знаю, что папа ненавидит вафли. Мне плевать. Перед тем как уйти в кухню готовить тесто, я рисую на пыльном экране телевизора три треугольника. Маленький символизирует меня. Средний символизирует вафли. Самый большой символизирует то, насколько мне плевать, что папа ненавидит вафли. Потом я подбираю с ковра кусочек салфетки, смачиваю слюной и приклеиваю в самую середину маленького треугольника.

Я готовлю кукурузные вафли и ставлю кофейник для мамы. Она поет в душе. Сегодня она поет песню School группы Nirvana. Я ее обожаю. Я как-то включила ее для Кармен, но та сказала, что в ней слишком много ярости. А ведь она рисует торнадо. Что может быть яростнее торнадо?

Папа.

Папа на ужинозавтраке яростнее торнадо.

Он просто машина по пожиманию плеч. Он готовит себе яичницу с тостом, пока мы с мамой едим за столом кукурузные вафли.

– Папа говорит, ты сегодня гуляла с подругой, – говорит мама.

– Ага. Девочка, которая живет по соседству, мы часто видимся.

– Хорошая девочка?

– Да, вполне.

– Она для тебя маловата, – замечает папа.

– Она что-то типа младшей сестренки, – говорю я.

Мама кивает:

– Завтра понедельник.

Я понятия не имею, зачем мне человек-календарь, пока она не добавляет:

– Как думаешь, ты вернешься в школу?

– Вряд ли, – отвечаю я.

– Это школьный диплом, не китайская грамота, – говорит папа. – Он тебе нужен. Найти работу. Поступить в колледж.

Мама кивает.

Я говорю:

– Я подумаю.

– Отлично, – говорят они в унисон. Потом, видимо, подавляют раздражение, что сказали что-то в унисон. Потом фальшиво улыбаются друг другу, но я начинаю понимать, что улыбка – это просто способ оскалиться.

Песня Хелен

Ко мне в приемную часто заходят актеры. На прошлой неделе была студентка, заявившая, что проглотила скобки из степлера. Мы – срочно рентген, и что же? Ни одной скрепки. Она рыдала, вопила, пиналась и сказала, что точно проглотила скобки. «Целый рулон!» – сказала она.

Скобки не хранятся рулонами.

Она умоляла меня дать ей обезболивающее. Сказала, что умирает. Сказала, что засудит больницу, потому что ее отказались лечить. И это даже не менталка, ей просто было скучно, мне кажется. Через полтора часа она без всяких сложностей ушла домой.

Иногда я пою одну песню. Это ужасная песня. Мне стыдно, что я ее пою, но я знаю, что правда дает мне дышать. Я называю эту песню «Ты Тупой Козел, Ненавижу Тебя».

Слова в ней всегда разные, кроме припева, который звучит так: Ты тупой козел, ненавижу тебя.

Я начала петь эту песню года через два после того, как вышла за Чета. Я никогда не пою ее никому другому. Только Чету. Я посвящаю песню Чету, как в те дни, когда мы были молоды и можно было позвонить на радио, и, когда тебе наконец отвечали, ты заказывал песню, и ведущий зачитывал, кому песня посвящена и кто ее заказал. Иногда перед тем, как начать петь, я говорю: «Посвящается Чету, от Хелен».

Ненавижу ли я Чета? Может быть. Думаю, да. Здесь это выглядит гадко. Я выгляжу гадкой, ужасной, склочной, и вы читаете и думаете: «Хорошо, что она не моя жена» или: «Я никогда не буду так относиться к своему мужу». Вы просто не понимаете.

Чета здесь нет. Чета здесь и не было. Я вышла за него, когда еще не до конца понимала, как он будет исчезать из-за того, что знал только мужчин, которых видел вокруг себя. Жестокий отец. Спортивные комментаторы по телевизору. Бесячий метеоролог с первого канала. Коллега, который все выходные смотрит порно.

Он говорит:

– Зато я тебя не бью.

Он говорит:

– Зато я не мастурбирую на порно.

Он говорит:

– Хотел бы я показать тебе, как я тебя люблю.

Я тоже хотела бы. Если бы метеоролог всю программу только пожимал плечами, люди разве знали бы, какая будет погода? Мог бы он сказать: «Хотел бы я показать вам, какая будет погода» – и не потерять работу?

Чета все устраивает. Настолько, насколько возможно для него, мне кажется.

Он прирожденный актер.

А у меня нет времени на актеров.

У меня есть песня. Я пою ее громко у себя в голове, а когда я одна дома и вижу арахисовую скорлупу, которую Чет разбросал по ковру, когда смотрел накануне бейсбольный матч, то пою ее вслух, во все горло.

Это как глотать скобки.

Как глотать скобки каждый день. Тем не менее я не могу четко сказать, ненавижу я его или нет. Но я почти уверена, что да.

Дети Обожают Тако

Я стою в коридоре возле маминой комнаты. Папа тоже там.

Мама: Надо пригласить ту подружку Сары на ужин.

Папа: Ладно.

Мама: Может, во вторник. Я тогда восстановлю себе режим, приготовлю карри.

Папа: Слишком остро. Она может не съесть.

Мама: Тогда тако. Дети обожают тако.

Папа: (тишина).

Мама: Я думаю, что, давя на Сару, чтобы она