Девушка по имени Йоханан Гелт - Алекс Тарн
Коренастый на секунду замер, как будто не веря, что на свете бывает такая боль, но потом до него дошло, что не только бывает, но еще и бывает конкретно с ним. Несчастный тоненько взвыл, опустил руки, согнулся калачиком и принялся кататься по земле. Я подошла к Менструазе Саган, которая как раз стала подавать робкие признаки жизни.
– Можешь встать? Давай поднимайся. Не ровен час, набегут другие.
Она открыла мутные глаза и застонала:
– Ох… клитор… он бил… клитор…
– Он бил тебя там? – ужаснулась я. – Вот подонок…
– Клитор… Клиторэмма… он меня так бил…
Тьфу ты! Анархистка всего лишь пыталась произнести мое новое имя. В этой суматохе я совсем забыла, как меня зовут. Взяв Менструазу под мышки, я с грехом пополам помогла ей встать.
– Куда теперь?
– Прямо… и направо. Там ждут.
До фургонов я тащила ее на себе, но, слава Богу, без приключений. Камрадки перешептывались, потирая ушибленные места, и с нескрываемым восхищением смотрели на меня – самоотверженную спасительницу самой Менструазы Саган. Думаю, в тот день я уверенно вошла в число самых ярких легенд анархо-феминистского движения.
Мики позвонил поздно вечером. Я вышла в коридор, чтобы не мешать двум сильно избитым соседкам по комнате, которые ворочались в койках, безуспешно пытаясь найти подходящую позу. В сражении против капиталистического патриархального брака досталось практически всем, кроме меня.
– Бетти, у тебя все в порядке?
– Да, милый.
– Есть проблемы? Нужна моя помощь? Мне приехать?
– Нет, милый, – ответила я разом на все его вопросы.
Мики помолчал.
– Кстати, тебе идет, – проговорил он наконец необычно сдавленным голосом.
– О чем ты? – не поняла я.
– Сейчас пришлю…
Секунду-другую спустя телефон звякнул, сигнализируя о приходе файла. Я кликнула на иконку, и в глазах у меня потемнело. На фотографии была Бетти Шварц, она же Батшева Царфати, она же Клиторэмма Гольдман собственной персоной – во всей своей анархо-феминистской красе, в фиолетовой футболке и с тем-про-что-нельзя-сказать на голове! И хотя дебильная «шапка» скрывала верхнюю часть моего лица, сомнений не оставалось: это я! Я! Боже, какой позор…
– Но как… – только и вымолвила я.
– Беспокоился о тебе, – так же сдавленно отвечал Мики. – Зашел на мюнхенские новостные сайты. Думал, если уж Бетти там, без горячих новостей не обойтись. Так оно и вышло. Да ты не стесняйся. Я ж говорю: тебе очень идет. Классная шапка.
– Но… там плохо видно… Как ты узнал, что это я?
– Узнал по… – Мики странно хрюкнул. – По левой… по левой груди…
По дальнейшим звукам я поняла, что он выронил телефон. Выронил, потому что больше уже не мог сдерживать рвущийся наружу хохот. Я представила, как мой муж, повизгивая и держась за живот, катается по полу нашей спальни.
– Ну подожди, Мики, – мстительно пообещала я. – Дай только вернуться. Даром тебе это не пройдет. Нет-нет, не пройдет…
Но он не услышал. Да и как услышишь, когда покатываешься со смеху в самом буквальном смысле этого слова?
5
К исходу четвертого дня моего пребывания в сквоте я окончательно убедилась, что попусту теряю время. Мне не удалось ни на сантиметр приблизиться к загадочному Дядюшке Со. Менструаза Саган и ее соратницы не знали о нем ровным счетом ничего: ни кто он, ни где он, ни как с ним можно связаться.
– Вообще-то он из Европы, – подумав, сказала мне Менструаза.
– Но делает деньги в Америке, – добавила другая генеральша черно-фиолетовой армии Тампоньетта Бинош.
– А тратит их по всему миру… – закончила их подруга Вагинджелина Джоли.
Таковы были самые информативные сообщения из всех, какие мне удалось раздобыть. Отчаявшись извлечь что-либо полезное из вагинеток, я попробовала обратиться к их союзным соседям. Рядом с анархо-феминистками базировалась небольшая группа сиренево-черных квир-анархистов, но и там меня ждало разочарование. Впрочем, Тампоньетта заранее предупреждала, что у квиров ловить нечего.
– Во-первых, они тебя не примут, – сказала она.
– Но почему? – удивилась я. – Вроде выгляжу нормально. Две руки, две ноги, голова, попа…
– В том-то и дело! – фыркнула Тампоньетта. – У квиров совсем другие понятия о норме. Вот если бы у тебя были четыре ноги, шесть рук и три попы, причем одна из них – с рогами – тогда еще куда ни шло… А уж о голове я и вовсе умалчиваю – там она в принципе ни к чему.
– Похоже, ты их недолюбливаешь.
Тампоньетта возмущенно запыхтела.
– А за что их любить, если они даже нас считают угнетателями? Нас, анархо-феминисток! По их мнению, борьба за освобождение вагинеток плоха уже тем, что признает нормой существование женщин. Для квиров норма – это отсутствие нормы. Нет-нет, даже не надейся: ты слишком ненормальная с нормальной точки зрения нормальной ненормальности норм.
– Нормальной ненормальности норм… – завороженно повторила я. – Звучит очень красиво – настолько, что хочется попробовать.
– Говорю тебе, не примут! – стояла на своем Тампоньетта Бинош. – Потому что есть еще и во-вторых: сиреневые живут крайне замкнуто. Дверь в их крыло, как правило, заперта, а на улицу они почти не выходят. Боятся.
– Боятся? Кого?
Тампоньетта понизила голос до шепота:
– Нелегалов. Ты ведь знаешь, тут многие дома заняты беженцами из Африки и Азии. Так вот: они еще не совсем освободились от ярма колониального угнетения.
– В каком смысле?
– Ну как ты не понимаешь… – с досадой проговорила она. – Колониалисты приучили этих несчастных остро реагировать на нормальную ненормальность норм.
– Остро? Это как?
– Как-как… – Тампоньетта рубанула рукой воздух. – Вот так, по-капиталистически. Бьют. Сильно. Бывает и хуже, если не успеваешь убежать. В прошлом месяце двоих сиреневых сбросили с крыши. Мы похоронили их за городом, в лесу. Нельзя давать местным фашистам повод обвинять беженцев. Беженцы – наши братья. Они не виноваты в том, что их угнетали и не позволяли развиваться в нормальной ненормальности. Мы вместе с ними против колониализма.
Она испытующе уставилась на меня, ожидая одобрительного кивка, и я не заставила ее долго ждать. Отношения самих анархо-феминисток с нелегалами тоже оставляли желать лучшего. Выходить на улицу в одиночку здесь не рекомендовалось в любое время суток. Уже знакомую мне пухленькую инструкторшу по имени Леваягрудьсемнадцать месяц тому назад похитили и изнасиловали среди бела дня; к счастью, бедняжку удалось довольно быстро выкупить. Другие попросту исчезали навсегда. Юных девушек рачительные нелегалы не бросали с крыш – им была уготована куда более страшная участь: продажа в сексуальное рабство, в подпольные бордели европейских и азиатских городов.
В общем, с квир-анархистами у меня не заладилось – в отличие от экоанархистов, которые с радостью удовлетворили мое желание встать под их черно-зеленое знамя. Если квиры жили довольно-таки замкнуто и выбирались наружу лишь во время официально разрешенных гей-парадов, то «черно-зеленые» вели себя в высшей степени активно, и их не могла не впечатлить слава, заработанная мною в бою со свадебными фашистами в процессе спасения камрадки Менструазы Саган. Веганская эсэсовка Захава приняла меня, как родную.
– Я так и думала, что ты в конце концов окажешься у нас, – сказала она. – При всем уважении к квирам и феминисткам, главная сегодняшняя задача – спасение планеты. Защита порабощенных животных, ликвидация мясоедов, освобождение природы от власти капиталистического угнетения – вот с чего надо начинать. Когда мы освободим земной шар от человеческого гнета, проблемы брака и половой свободы решатся сами собой. Рада, что ты поняла это в столь короткое время.
– Вообще-то я приехала сюда, чтобы встретиться с Призраком, – напомнила я.
Захава не удивилась:
– Не волнуйся, всему свое время. Призрака не так-то легко застать. Он сам тебя найдет, когда вернется.
– Надеюсь, он свяжет меня с Дядюшкой Со, – сказала я, решив сразу закинуть главную удочку. – Как мне объяснили, Дядюшка помогает тут всем, но никто его ни разу не видел. Может, ты чего знаешь?
– Дядюшка Со… – мечтательно повторила Захава. – Дядюшка Со – великий человек. Для нас он финансирует гигантский проект. Просто гигантский…
– Здесь, в сквоте? – обрадовалась я.
– Нет, что ты, – помотала головой Захава. – Наша группа – всего лишь один взвод огромной армии веганов. Проект запущен в Уругвае, о нем несколько раз писали в газетах. Десятки ученых: зоологи, генетики, экологи, климатологи… Коровам меняют их генетическую природу. Они перестанут быть травоядными и перейдут
