Пирамида предков - Ильза Тильш
Сзади к саду примыкали небольшие домишки, сарай и конюшня, здесь находились повозки и лошади, моя мать любила лошадей и охотно судачила с кучерами. А дальше луга поднимались к холму, а за холмом начинался лес.
Здесь через Анненхоэ можно было добраться до Бреннальма. Вылазки к Бреннальму, катание на санях, фейерверки. В праздник тела Христова у девушек на распущенных и завитых с сахарным сиропом волосах были венки из цветов. Рано утром в честь моего деда местный хор исполнил приветственную песню.
На праздник святого Сильвестра устраивался домашний театр, живые картины, моя мать и обе ее сестры однажды изображали Веру, Надежду и Любовь, сказал отец, мама должна была читать при этом какие-то стишки, но от страха потеряла дар речи и выдавила из себя только два слова: я — любовь.
Герман, сын лесного обходчика из Розалиенгебирге, ездил в Лондон и привозил оттуда современные паркетные машины, он механизировал свою фабрику.
Отец сфотографировал фабрику, он запечатлел главное и вспомогательное здания, надпись над порталом.
Я никогда не смогу понять, проговорил он, почему мой дед так рано ушел на пенсию. В дневнике Амалии речь шла о каком-то. большом несчастье, подробности, вероятно, остались в других частях дневника, потерянных из-за небрежности других наследников. Отец старался выяснить причину, что-то там должно было случиться, о чем мать ему не рассказывала; она никогда не хотела об этом говорить, много лет назад он спрашивал об этом знакомых деда, которые тогда были еще живы, но ему так и не удалось ни до чего доискаться. Теперь уже слишком поздно, вздохнул он, теперь все, кто мог об этом рассказать, умерли, и мы никогда не узнаем, что тогда произошло.
Я стояла на улице перед домом, наблюдала за отцом, как он маленькими осторожными шажками ходил туда и сюда, погружалась мыслями в прошлое, на целое столетие назад, думала о тех, кто жил в этом доме, видела Амалию такой, какой я ее знаю по фотографиям, молодой, решительной, жизнерадостной и самоуверенной, дочь хозяина трактира и потомственного почтмейстера из Мюрценхофена, которая тщательно записывала в своем дневнике все, что делала: замачивала белье, кроила одежду, шила куртки, собирала овощи, принимала гостей, сама ходила в гости, ходила с детьми в церковь, плакала или радовалась. Я вижу четверых детей, трех девочек и мальчика, сидящих в маленькой детской тележке, в которую впряжены козлы, слышу их смех, переношусь во времени немного ближе к настоящему, вижу жизнь этих детей, думаю о том, как каждого из них настигло их собственное несчастье.
Я думаю о том, что у Хелены забрали ее сына, что ее прогнал из дома дядя Лепи, который был добрая душа, да и только.
Я думаю о красивой, несчастной Марии, второй по старшинству, которую изнасиловал маляр, работавший в их доме; она родила от него ребеночка, это был мальчик, вскоре после рождения его отдали чужим людям, после этого жизнь потеряла для Марии всякий смысл, и все очень радовались, когда один мужчина, вдовец, несмотря ни на что, согласился взять ее в жены. Ему было столько же лет, сколько Герману, директору фабрики строительных материалов, у него был рак, и он надеялся на выздоровление в теплом климате Аббации, Марии разрешили сопровождать его туда, но это, видимо, не помогло. Он умер через несколько лет после женитьбы, и Мария снова осталась одна. Она постаралась придать своей растраченной жизни хоть какой-то смысл, ухаживала за тяжелобольными и детьми других людей, в то время, как ее собственный сын, с которым ей видеться не разрешали, заболел и в шестнадцать лет умер от туберкулеза.
У нас есть фотография Марии того времени: большие глаза на узком, все еще прелестном лице, медицинская шапочка на высокой прическе. Верной в любви к вам будет, с вами и останется сестра Мария.
Позже она вступила во францисканский орден. Говорят, она выполняла самую черную работу, чтобы замолить грехи людей, которые причинили ей зло. Она мыла каменные полы в коридорах монастыря, застудила почки и вскоре умерла.
(Горестно размышлять о том, от каких случайностей, пустяков и необдуманных решений зависит жизненный путь, что, собственно, определяет жизнь.
Если бы юную Марию не оставили наедине с этим маляром, если бы Амалия и Герман решили по-другому и не отдали бы сына Марии чужим людям, он, наверное, вырос бы здоровым, крепким мужчиной и не заболел бы туберкулезом, несмотря на то что эта болезнь была очень распространенной в те времена, Может быть, он оказался бы способным школьником, может быть, его послали бы на учебу в Горную академию в Лебен. Может быть, он поднялся бы выше среднего уровня и тоже стал бы директором фабрики строительных материалов.)
В Хоэнберге мы можем перекусить, сказал отец.
Мы спустились под гору, в Хоэнберг, долго искали трактир Жажда, потом нашли его, но уже под другим именем, он назывался теперь трактир У Красного Петуха.
Над трактиром Певец располагалась небольшая уютная гостиная, в ней каждую неделю устраивались журфиксы, ты можешь прочитать это в дневнике.
Отец хотел посмотреть на эту гостиную, но трактир «Певец» был закрыт. Нынешняя хозяйка — из Вены, — сказал хозяин Красного Петуха, — она приедет теперь только на Рождество. Рождество вы и посмотрите эту гостиную.
Может быть, если подняться вон на то возвышение за трактиром, оттуда будет виден сад и, наверно, даже окна этой гостиной, сказал отец.
За церковью узенькая тропинка вела на вершину холма, но она была очень крутой и каменистой. Отец попробовал было сделать несколько шагов, потом махнул рукой и не отважился карабкаться по ней, но и назад не пошел. Я постою здесь, сказал он, а ты иди дальше сама и потом расскажешь, что увидела.
Я не хотела говорить ему, что гостиная, в которой моя прабабка устраивала журфиксы, мне, в общем-то, безразлична, и забралась ещё немного повыше, потом вдруг испугалась, что отец может поскользнуться, упасть, сорваться, не дай Бог, сломать ногу, но я не захотела возвращаться, не увидев окна гостиной. Наконец я действительно увидела вдалеке деревянный резной фронтон между деревьями сада, но не больше ~ все остальное было скрыто листвой деревьев; кроме фронтона, ничего нельзя было рассмотреть.
Я вернулась, подошла к отцу, который по-прежнему стоял на узкой тропинке и ждал меня.
Бесполезно, сказала я, оттуда видно только фронтон. Мы приедем сюда еще раз, на Рождество, когда трактир откроется. Кто знает, что будет на Рождество, сказал отец.
Глава 5
Слушай, когда старики вспоминают.
У нас
