Сочувствую, что вы так чувствуете - Ребекка Уэйт
Не обращаясь ни к кому конкретно, мать Селии бормочет:
– Он кто вообще – жених или коуч?
Последним выступает брат Пола. Он довольно робко рассказывает несколько не слишком приличных историй о Поле в его бытность подростком, а завершает речь словами:
– Мы рады принять Селию в нашу семью. Смею признаться, мы еще не успели как следует с ней познакомиться, но, обещаю, мы исправимся.
Селия не сомневается, что это завуалированный намек на Анну, чей призрак проник на ее свадьбу, ведь родные Пола действительно хорошо знали ее бывшую подругу. Сама же Селия познакомилась с ними за день до венчания – они приехали в Питерборо на свадьбу и отправились с Селией и ее родителями на ужин в итальянский ресторан. На протяжении нескольких месяцев, когда Пол предлагал съездить на выходные в Корнуолл, Селия отнекивалась.
– У меня так много дел, – говорила она, довольная, что у нее есть такой предлог, как государственные экзамены. На самом же деле Селия знала, что ей нельзя возвращаться туда, где живут родные Анны. Родители Пола обращаются с ней вежливо, но без теплоты.
Во время церемонии и фуршета Кэти ведет себя безупречно, и тем не менее Селия все время ждет от нее очередного срыва. Ближе к вечеру они с Полом начинают собираться – в тот же вечер они на поезде уезжают на неделю в Грейт-Ярмут, в свадебное путешествие. Кэти тоже встает, и по мере того, как сестра приближается к ним, Селия все отчетливее осознает неизбежность взрыва. Что Кэти скажет? Возможно, заявит, что Селия предала ее, украла ее жизнь.
Но Кэти лишь целует ее в щеку и говорит:
– Ты красавица, Сел.
И, по-военному отсалютовав Полу, она возвращается к родителям.
Несколько месяцев Селия с Полом снимают квартиру, а затем покупают небольшой домик в Уимблдоне. Селию слегка обескураживают надежды Пола на то, что она, хоть и замужняя женщина, тоже выйдет на работу. Амбициозность – качество важное, даже для женщины, говорит он. Поэтому Селия с неохотой проходит курсы повышения квалификации для учителей, и на горизонте вырисовывается грозный силуэт школы для девочек. Селии приходит в голову, что лучше бы побыстрее забеременеть, вот только процесс, без которого этот план в жизнь не воплотить, не доставляет ей особого удовольствия. Ко всему прочему, Пол считает их обоих слишком молодыми и не спешит обзаводиться детьми.
– Знаю, ты жертва биологических импульсов, – говорит он, – но ты же способна еще немного подождать, правда?
Селия обдумывает его слова. Вообще-то биологические импульсы в ней еще не пробудились. Дети, которых она видит на улице, не вызывают у нее умиления. Она соглашается подождать и на годик-другой заняться преподаванием.
Пока у нее не появилась помеха в лице ребенка, Селия сосредоточивается на доме. Она красит гостиную в кремовый цвет, а спальню – в более смелый сиреневый. Выбирая ткань для занавесок и покрывал, она подстегивает в себе воодушевление, но против собственной воли представляет, как славно было бы посоветоваться с кем-нибудь – с подругой или даже сестрой. Пол особого рвения не выказывает, хоть и говорит, что в доме стало красиво.
Ну вот, ее собственный дом. И муж. Селия знает, что, расскажи ей кто в детстве, как она обустроит свою жизнь, она пришла бы в восторг.
Однако по вечерам, когда Пол еще не вернулся с работы, ее охватывает досадное беспокойство. Селия бродит по безупречно чистеньким комнатам, которые, несмотря на ее приступы украшательства, почему-то не утратили безликость. Она валяется на диване в гостиной, садится с журналом на кухне, но ей все чудится, будто она гостья в собственном доме. Причем дом этот принадлежит не Полу – спустя первые несколько месяцев супружеской жизни тот едва бывает здесь, – а кому-то еще, мрачному и невидимому. По ночам Селия лежит рядом со спящим мужем – как выяснилось, он храпит, а это особенность непривлекательная – и подводит итог достигнутому. Но отчужденность не исчезает. Наверное, решает она наконец, именно поэтому люди и заводят детей. Их подталкивает к этому вовсе не биологическая необходимость, просто дети привносят в жизнь необходимую тяжесть, они словно якорь, с ними ты больше не прикидываешь, чего тебе не хватает, и чувствуешь себя частью твоей же жизни.
Глава 3
Когда по сравнению с остальными детьми тебя любят меньше всех, это чувствуешь. Ханна еще ребенком усвоила иерархию материнской любви. На первом месте Майкл, осененный благословением любимчик. За ним с небольшим отрывом идет прекраснодушная Элис. Дальше натянутая пауза – перекати-поле, птичий щебет, – и лишь потом в облаке неприятностей появляется Ханна.
Еще в детстве слава о ней бежит впереди нее.
– А вот и наша оторва, – тоном средневекового глашатая возвещает мать, когда Ханна входит в комнату. С Ханной непросто, а вот Элис спокойная. На Майкла ярлыков не вешают – он мальчик, и уже это классифицирует его определенным образом.
– Взрывной у нее характер, – говорит отец во время одной из ее вспышек, – но в этом нет ничего плохого.
– Ты просто с ней мало общаешься, – возражает мать.
– Детская истерика! Детская истерика! – дразнит Майкл, стараясь вывести Ханну из себя, и она силится удержать себя в руках.
– Самый важный навык, который тебе необходимо освоить, – говорит мать, – это умение сдерживать чувства.
Про то, как сдерживать чувства, мать Ханны способна немало рассказать. Вероятнее всего, несдержанность Ханны рано или поздно доставит ей немало неприятностей. Какие именно неприятности, мать Ханны не уточняет.
Искательница приключений, бедовая девчонка, (шепотом) позерка, Ханна все детство регулярно сбегает из дома. Каждый раз она считает, что это всерьез, и все же каждый раз вскоре возвращается домой. Она не осознает, что действует по шаблону, и позже, поняв, что стала заложницей стереотипа, ощутит себя униженной. Для Ханны самый страшный грех – это неоригинальность.
Во время одного из побегов она еще до конца улицы дойти не успевает, как отец останавливает ее (сестру, без сомнения, выдала Элис, прирожденная предательница). Пообещав на ужин блины, которые он напечет собственными руками, отец заманивает Ханну домой. Ханна так удивляется и радуется его вниманию, что охотно возвращается.
– Папа, ты не сердишься? – спрашивает она, когда, держась за руки, они шагают назад. Впрочем, Ханна видит, что он не сердится.
– Нет, солнышко.
Воспользовавшись ситуацией, Ханна просит:
– В следующий раз, когда ты уедешь, можно я с тобой?
Отец бросает на нее быстрый взгляд:
– А ты хочешь?
