Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова
— Я старше! — тут же вставил Никита.
— Ой. Простите великодушно, вот только мы живем не в Азии, чтобы считать разницу в три месяца чем-то значимым. Наши мамы познакомились, гуляя с колясками, ну и всё. С того момента я вынужден был взять на себя роль блюстителя за его…
— Врать — не мешки ворочать!
Тимофей сложил руки на столе, потом перевел серьезный взгляд на друга, но тот будто не понял, что на него смотрят серьезно и назидательно.
— Ника, ты его не слушай. Его не переболтать! Язык подвешен за что надо и куда надо, — пояснил Егоров и сел рядом с ней, потрогал пакеты на ладонях девочки.
— Сударь, а где в моих словах лжа? — спросил Тимофей.
— Лжа? Это что за слово такое? Или ты букву в слове «лажа» пропустил?
Уваров закатил глаза.
— О времена! О нравы! — выдохнул он.
Никита переставил стул ближе к Вероникиному, сел удобнее и шепнул ей на ухо:
— Всё! Сейчас начнется! Спектакль «Доколе…». Моё любимое! Приготовься.
Тимофей будто не замечал этой усмешки, иронии. Выглядел совершенно серьезным, а взгляд смотрел на друга с недоумением.
— Лжа, к вашему сведению, мой необразованный друг, — это ложь. Не более того. А ваша «лажа»… фи. Сие слово только позорит русский язык. Вот вы давеча обзывали отроков из первой школы придурками, а что же есть придурь? Придурь, господин хороший, не что иное, как умственная ограниченность. А там, я скажу вам, были не только, как вы выразились «придурки», но и вполне образованные… мм.. молодые господа. С одним из них мне даже довелось тягаться…
— На дуэли! — ляпнул Ник, Вероника, не удержавшись, хихикнула.
Тим вздохнул и снисходительно пояснил:
— Да будет вам известно, что на дуэли стреляются, а тягались мы с этим отроком в знании точных наук, то бишь физики. И он, скажу я вам, преуспел.
— То есть натянул тебя?
Тим сделал вид, что не расслышал издёвку.
— А по поводу уродства их… так в таком случае и вы, простите, рылом не вышли…
— Рылом?
— Угу. Рылом.
— И куда же я, с вашего позволения, должен был этим самым рылом выйти?
— Ну…
И тут Вероника не выдержала и захохотала в голос. Парни посмотрели на нее, а она смеялась, откидывая голову назад и не могла остановиться. Тим под столом протянул руку Нику, и тот незаметно хлопнул по ней ладонью: им получилось отвлечь девочку от ее боли.
— Мне вот любопытно, сударь, откуда всё это? — спросила она, просмеявшись.
Тим сложил руки на груди, вскинул подбородок и с гордостью провозгласил:
— Моя матушка — учитель русского языка и литературы.
— И что? — не поняла Ника.
— И всё! Этим сказано всё!
— Кстати, я заметила, что ты не материшься. Совсем, — вдруг сказала девочка.
— А зачем? Когда говорят «великий и могучий», подразумевают не матерную лексику, а возможность послать и оскорбить культурными словами, но так, что подумаешь: «Лучше бы уж отматюкали».
— В смысле? — спросила Ника.
— О! это моя любимая история. Я с удовольствием вам ее поведаю.
И Тим рассказал.
Его родной отец был пожарным. Когда мальчику было два года, он погиб: не успел выбраться из горящего дома. Мама переживала долго. Но потом в ее жизни появился Алексей Фролов, обычный сотрудник банка (оформляла кредит, так познакомились), и она вышла замуж во второй раз. Сколько времени Алексею пришлось ухаживать за ней, история умалчивает. Тимке шел седьмой год. Он еще не ходил в школу и готовился уехать с мамой в пионерский лагерь, расположенный где-то на побережье Черного моря. Мама ехала на два сезона вожатой, сына брала с собой. Чемоданы почти собрали, и тут на последней тренировке Тимка падает. Результат — трещина в большой берцовой кости. Путевка в лагерь накрылась медным тазом. Но маме пришлось ехать. Уж как там обстояло дело с вожатыми и воспитателями неизвестно, но Елена Николаевна улетела на юг, обещаясь вернутся после смены. Тимка остался с отчимом дядей Лёшей, который оформил больничный. А дядя Лёша, дабы обеспечить досуг сыну любимой женщины купил приставку с видеоиграми…
— И вот представь, квартира, в ней два мужика, никакого присмотра, никаких правил плюс приставка по принципу «сколько хочешь», — говорил Тимка.
— Круто, наверно, провели время? — спрашивала Ника.
— Круто — это не то слово! Это было так здорово! Во-первых, мы подружились. Во-вторых, мы понимали друг друга с полуслова. Правда, мы оба не знали, что наш отпуск так быстро закончится…
— То есть?
— А то и есть! Сидим мы с батей, рубимся. В квартире срач… как в том мультике «Приходил Сережка, мы поиграли немножко». И тут вырубается телик. А мы там почти завоевали, почти дошли и всё такое… Ну батя подрывается глянуть, что там и… как подорвался, так и сел обратно. Думаешь, электричество вырубилось? Неа. Мама выдернула шнур из розетки, потому что до нас докричаться не смогла. И стоит со шнуром в руках, а в глазах ад… В тот день я поверил в смысл фразы «Вся жизнь перед глазами промелькнула»…
Вероника хохотала, Никита, слышавший этот рассказ дцатый раз, тоже смеялся.
— Думаешь, это всё? Это было только начало начала. Чтоб ты знала, моя мама не матерится. От слова совсем. И она не материлась, но ругалась так, что у меня сердце в груди замирало от ужаса. Но что я? Я был ребенком, которому не было семи лет, бедный дядя Лёша… Ему досталось, как медному котелку. Она говорила адски спокойно, но каждое слово, как приговор к расстрелу без права на амнистию. Это было что-то!
— А чего она вернулась так рано?
— А у нее давление стало прыгать на юге из-за беременности, — ответил Тим.
— Ничего себе! А что ж она поехала?
— Когда уезжала, еще ничего не знала. Так что в тот миг мы, наивные, думали, что она всё ж таки пожалела нас, а она пожалела Дашку, которая уже была у нее под сердцем.
— А чем закончилось-то?
— Все живы, как видишь! Квартиру драил батя,
