Вячеслав Шишков - Тайга

- А теперича смотри! - вскричал Ванька, незаметно покосившись на копошившегося в темном углу Антона. - Раз - первый, два - другой, а серебруха-то у рыжего начальника под бородой! - он дернул за бороду Обабка и достал полтину.

Все захохотали, а Обабок, широко осклабясь и почесывая за ухом, милостиво приказал:

- Ослобонить!..

- Вот спасибо, ваше благородие, - хихикнул в кулак обрадованный Ванька.

Обабок гордо оглядел подбитым глазом толпу и поправил на груди бляху.

- Шарь другого!

Стали обыскивать Тюлю.

Народ стоял в чижовке, очень довольный тем, что видит; ни у кого не было в сердце злобы, все смотрели на Ванькин фокус с любопытством и чувствовали себя празднично, как у ярмарочного веселого балагана. Задние, скаля зубы, напирали на передних, а те, пыхтя, кричали: "Сдай назад, чего прешь!" - и ретиво осаживали. Девки и бабы, затесавшиеся в середку, вызывающе повизгивали.

Тимохе-звонарю больше всех фокус понравился. Чтоб покороче познакомиться с Ванькой Свистоплясом, сел возле него на корточки, хлопнул дружески по плечу и осклабился:

- Дай-ка, паря, покурить.

- Курила бы у тебя вошь в голове! - шутливо ответил Ванька, незаметно подталкивая к Антону свой, уже подвергшийся обыску, мешок.

- Говорок, язви его! - смеялись мужики.

- Говорок - съел у твоей бабы творог!

- Ха-ха-ха!.. вот и возьми его за полтора с полтиной...

Антон понял Ванькину подсобу: трясущимися руками всунул что-то в мешок и, крадучись, толкнул обратно.

- Ах, сво-о-о-олочь! - вдруг покрыл все голоса Обабок.

Толпа замолкла и метнулась в тот угол.

- Это у тебя откуда лисица, а?

- Я сам убил, вишь - ружье у меня, - робко ответил сидевший на полу Тюля.

- Сам?! И это сам?! - Обабок выкинул новые вожжи и со всей силы двинул сапогом Тюлю в бок.

Тот взвыл и, обомлев, пополз к стене.

Толпа замерла. Похолодел Антон.

- Выть?! Ты еще выть, жаба?! - орал Обабок, подскакивая к Тюле.

- Ой, дяденька... Не бей! - в ужасе закрылся тот рукой.

Обабок, прикрякнув, двинул Тюлю кулаком.

- Негодяй!.. - вдруг вскочил в своем углу Андрей и шагнул к Обабку. Как ты смеешь, негодяй?! Как ты смеешь?! - Он был страшен и диким выражением лица и вмиг взвившимся резким голосом.

- А-а-а, - протянул, подбоченившись и чуть попятившись, Обабок. - Ишь ты! А ежели я тебе в ухо порсну?! - пальцы правой его руки заиграли. - А ежели я тебя... - и он, стиснув зубы, сжал кулак.

- Ты кто? Ты десятский?! - еще смелее наступая на Обабка, кричал Андрей. - Десятский?!

- Пшел, погань!.. Не замай!!!

Ванька Свистопляс, врезавшись между ними, испуганно молил:

- Андрей... Андрей... Уймись, пожалуста... - и, растопырив руки, легонько отодвигал политика к стене. - Плюнь, не вяжись!

Обабок кашлянул, поутюжил бороду и повернулся к Андрею задом.

- Шарь этого... холеру-то... - кивнул он головой на притихшего Антона.

Андрей-политик мешком сидел на полу, растерянно хватался за голову, споря и ругаясь с Ванькой.

- А я чо-то зна-а-ю... - протянула, склонив набок голову, белобрысенъкая девочка Акулька.

- Старик пришел, пустите старика, - послышалось с улицы.

- А я чо-то зна-а-аю, дяденька Обабок, - опять пропищала Акулька, он эвот куда схоронил... Вот подохнуть. Грамотку какую-то...

- Ково? - переспросил Обабок и вместе с Акулькой нагнулся к мешку Ваньки Свистопляса..

Антон открыл рот и впился глазами в руки Обабка, торопливо развязывавшие мешок.

- Ведь искал... брось!.. - несмело сказал Ванька.

- Удди!

В чижовке было жарко и душно, пахло потом, винным перегаром, луком и махоркой.

- А! Вот оно что! Ребята, деньги!.. - Обабок тряс над толпой пачкой бумажек.

- Деньги!! Ура... Деньги!

- А они твои? - раздался с улицы голос Лехмана. - Пусти-ка меня... Ну, сторонись, что ль!!

Передние сразу посунулись.

- Милый... - на коленях просил Обабка Антон. - Ради Христа...

- Расступись!! - гремел Лехман... - Это что, грабить?!

- Ради Христа... Ради господа...

Лехман схватил Обабка за горло и грохнул его на пол. Все растерялись. Задние повыскакали на улицу. Ванька в суматохе быстро вырвал деньги из рук Обабка, но Цыган ударил Ваньку по затылку, выхватил у него пачку и, подняв руку вверх, сильным плечом проложил себе дорогу на улицу.

- Эво они!.. Вяжи, ребята, бузуев... Выходи на улку... Эво они!..

Андрея-политика охватила дрожь.

Лехман, прислонившись спиной к стене, тяжело пыхтел. В его руке сверкал клинок ножа.

- Изувечу! Убью!.. - хриплым, уставшим в схватке голосом рокотал он. - Мне каторга не страшна... Только тронь хошь одного, всем вечную память загну!!

- Мы вас, варнаков, нешто шевелили?! - кричал Обабок. - Ты мне, старый черт, полбороды выдрал!..

- Полезешь - башку оторву да в бельма брошу!

- Милые мои, - хныкал Антон, - я вам в ножки поклонюсь.

- Отдай, чалдон, деньги! - сказал грозно Лехман. - Добром отдай...

- Обабок, выходи! - кричали с улицы.

- Кешка, запирай! - скомандовал Обабок, и все, пятясь к двери и со страхом следя за сверкающим ножом деда, высыпали на улицу.

- Еще мы тебя спросим, ворина, где деньги взял? - пригрозил, отдуваясь, Обабок.

- Господом прошу: отдай... В Россию, к своим иду, помирать иду... В земельку свою лечь... - стонал Антон и, поднявшись с полу, со скрещенными на груди руками, несмело подходил к стоявшему за порогом на улице Обабку. - Прошу... умоляю... - Глаза Антона были полны слез, и тряслась хохолком бороденка. - Десять лет копил. Ребят обучал по деревням.

- Кешка, залаживай!

Когда захлопнулась дверь, Антон стал что есть силы бить кулаками и коленками в запертую дверь.

- Отдай!! Отдай!! - вопил он исступленно. - Деньги отдай!.. Мои кровные отдай!..

Голоса, шумя и пересмеиваясь, удалялись.

- Так твою так... вот это - встретили! - вздыхал Ванька, щупая затылок.

- Ах, обить твою медь, - подхватил и Тюля.

Лицо Антона вдруг помертвело.

- Ребятушки... Смерть... - Антон с размаху сел, словно ему перешибли ноги, свесил на грудь голову и распластался на полу.

- Воды давай! Тащи к окошку! - суетился Лехман.

Андрей-политик, уставив в решетчатое окно голову, пронзительно кричал:

- Эй, эй... Отопри!.. У нас человек помирает!..

Но кругом было тихо. Лишь вдали наигрывала гармошка и выводили песню два мужских голоса: на лугу у речки собиралась молодежь.

XVII

Дедушка Устин, сгорбившись, петухом наскакивал на мужиков, сидевших на завалинке:

- Ограбили - и квиты?! Ах вы, непутевые!

- Иди-ка, дедка, иди! Вот тебе на церкву две красных... и проваливай... - сказал Обабок.

Он вытащил из кармана горсть денег и отсчитал трешками, выбирая самые старенькие, двадцать один рубль.

- А достальные возворотите, грех... По правде надо.

- Ну, ладно, возворотим... Проходи!

Устин строго посмотрел на мужиков и пошел к часовне, устало переставляя согнувшиеся в коленях одеревеневшие свои старые ноги.

А мужики разделили по пятерке на дом, остальные решили в пропой пустить: гуляй вовсю, на неделю хватит.

Девчонка Акулька тем временем прибежала к избе старосты Прова и, запыхавшись, крикнула:

- Тетынька Матрена, а у бродяг-то деньги...

- Врё... Много?

- У-у-у, папуша... Вот подохнуть... Мужики за вином побегли.

- Врё?..

- Вот подохнуть...

И припустилась рысью сказать мамке, чтоб пятерку у тятьки отняла: пропьет.

Бородулин чайничал у Матрены. Не дослушав Акулькиной речи, вскочил, табуретку опрокинул, сорвал с гвоздя картуз, - да на улицу:

- Это мои, обязательно мои...

А в ушах его шум гулял, болезнь из головы выходила, и в этом шуме грезилось: "Деньги найдешь, - быть"...

И, не спрашивая встречных, - сами ноги несли, - спешил к той заветной, пьяной завалине, где ходила уже чарка зелена вина.

- Братцы, у меня деньги пропали!

Точно бичом хватил: чарка остановилась, Обабок сразу присел на луговину, все затихли и, разинув рты, смотрели на Бородулина.

- Какие, Иван Степаныч, деньги, когда? - притворчиво спросил Цыган.

Бородулин все подробно рассказал: как с топором бежал по улице за жуликом, как в волость ездил, и про видение сонное в тайге: денег не жаль ему, лишь бы вора изобличить, только бы найти разгадку сну.

Мужики смотрят на него, дивятся: заикается Бородулин, руками машет, не в себе.

- Вы у бродяг, братцы, деньги-то отобрали?.. Обязательно мои...

И опять:

- Кешка, отворяй!

- Робенки, выходи!

Лехман высунул из двери голову и кивнул своим:

- Кажется, старшина, товарищи, пришел. Ну-ка...

Один за другим вышли четверо. Ограбленный Антон оправился и весь вдруг наполнился надеждой: глаза сразу Бородулина разыскали, улыбнулись ему и запросили пощады и милости.

- Который? - всех четверых взял взглядом Бородулин.

- Вот, - сказал Обабок, указав ногой на Антона.

Тот поклонился низко Бородулину и заговорил:

- Мои, господин старшина, у меня отобрали... кровные мои.

- Не он, - перебил Бородулин, - этого наздогнал бы.

- Отпустите нас, сделайте милость, мы своей дорогой шли... - загудел и Лехман.