Николай Карамзин - Том 1. Письма русского путешественника. Повести
С величайшим вниманием читал я снова Ваше „Созерцание природы“ и могу сказать без тщеславия, что надеюсь перевести его с довольною точностью; надеюсь, что не совсем ослаблю слог Ваш. Но для того чтобы сохранить всю свежесть красот, находящихся в подлиннике, мне надлежало бы иметь Боннетов дух. Сверх того, язык наш хотя и богат, однако ж не так обработан, как другие, и по сие время еще весьма немногие философические и физические книги переведены на русский. Надобно будет составлять или выдумывать новые слова, подобно как составляли и выдумывали их немцы, начав писать на собственном языке своем; но отдавая всю справедливость сему последнему, которого богатство и сила мне известны, скажу, что наш язык сам по себе гораздо приятнее. Перевод мой может быть полезен – и сия мысль послужит мне ободрением к преодолению всех трудностей.
Вы пишете так ясно, что на сей раз я должен только благодарить Вас за данное мне позволение требовать у Вас изъяснения в таком случае, если бы что-нибудь показалось для меня непонятным в „Созерцании“. Может быть, трудно будет мне выражать ясно на русском языке то, что на французском весьма понятно для всякого, кто хотя немного знает сей язык.
Я намерен переводить и Вашу „Палингенезию“. Один приятель мой, живущий в Москве, так же, как и я, любит читать Ваши сочинения и будет моим сотрудником; может быть, в самую сию минуту, когда имею честь писать к Вам, он переводит главу из „Созерцания“ или „Палингенезии“.
Предлагая публике перевод мой, скажу: „Я видел его самого“, и читатель позавидует мне в сердце своем.
Изъявляя признательность мою за благосклонный прием, с глубочайшим почтением имею честь быть» – и проч.
136
Начало письма есть не что иное, как одна французская учтивость. – «Я радуюсь, нашедши такого переводчика: Вы, конечно, хорошо переведете и „Палингенезию“ и „Созерцание“. Автор будет Вам весьма благодарен за то, что Вы познакомите с его сочинениями такую нацию, которую он уважает.
Не можно ли Вам в понедельник, то есть 25 числа сего месяца, отобедать со мною по-философски в сельском моем уединении? Если можно, то около двенадцати часов буду ожидать Вас, и мы поговорим о том труде, которым Вы намерены обязать меня. Прошу об ответе.
Мне приятно слышать, что у Вас есть приятель, который вместе с Вами любит просвещение и находит удовольствие в чтении моих сочинений.
Уверяя Вас в моем уважении, имею честь быть, государь мой,
Ваш покорный слуга,
Созерцатель Природы».
137
«Lettres sur l'Italie». («Письма об Италии» (франц.) – Ред.)
138
«Essai analytique sur l'âme» («Аналитический опыт о душе» (франц.). – Ред.)
139
«Чувствительный путешественник» (франц.). – Ред.
140
«Письма русского путешественника», стр. 215–216.
141
Там же, стр. 219.
142
«Письма русского путешественника», стр. 215.
143
Приятель мой говаривал всегда с восхищением о будущих своих химических лекциях, которыми он хотел удивить всю ученую Данию.
144
Их называли всегда magnifiques (великолепными (франц.), – Ред.).
145
Он сочинил «Les Intérêts des Princes», «Le parfait Capitaine» («Интересы государей», «Образцовый полководец» (франц.) – Ред.) и другие книги.
146
Небо одарило его всеми талантами: он сражался, как герой; он писал, как мудрец; он был велик, борясь со своим государем, и еще более велик, когда служил ему (франц.). – Ред.
147
Он сочинил «Les Intérêts des Princes», «Le parfait Capitaine» («Интересы государей», «Образцовый полководец» (франц.) – Ред.) и другие книги.
148
От одного из тех, которые отвезли его в Голландию.
149
«История Танкреда» (франц.). – Ред.
150
Сей стих можно поставить в примере слабых и непиитических стихов.
151
Олимпия, могу ли я сказать это, не возбуждая вашего гнева? Великое сердце, которым восхищается Франция, по-видимому свидетельствует против вас. Непобедимый Роган, которого боялись больше, чем грома, кончил свои дни на войне, и такова же была участь Танкреда. Это сходство, снискавшее ему славу, заставляет почти каждого верить, что прекрасная Олимпия ошибалась и что у этого юного Марса, столь достойного вечной памяти, было такое же блистательное рождение, как и смерть (франц.). – Ред.
152
В «Promenades solitaires» («Уединенных прогулках» (франц.). – Ред.).
153
Однако ж недавно выдал он многие пиесы в стихах.
154
«Отец наш! Отец наш!.. Мы…» (франц.). – Ред.
155
«Опыт о человеке» (англ.). – Ред.
156
«Quelques Notes additionnelles pour la Traduction en Langue Russe de la Contemplation de la Nature, par M…» («Несколько дополнительных примечаний к русскому переводу Созерцания природы» (франц.). – Ред.)
157
«Мы, синдики и совет города и республики Женевы, сим свидетельствуем всем, до кого сие имеет касательство, что, поелику господин К., двадцати четырех лет от роду, русский дворянин, намерен путешествовать по Франции, то, чтобы в его путешествии ему не было учинено никакого неудовольствия, ниже досаждения, мы всепокорнейше просим всех, до кого сие касается, и тех, к кому он станет обращаться, давать ему свободный и охранный проезд по местам, находящимся в их подчинении, не чиня ему и не дозволяя причинять ему никаких тревог, ниже помех, но оказывать ему всяческую помощь и споспешествование, каковые бы они желали получить от нас в отношении тех, за кого бы со своей стороны они перед нами поручительствовали. Мы обещаем делать то же самое всякий раз, как нас будут об этом просить. В каковой надежде выдано нами настоящее за нашей печатью и за подписью нашего секретаря сего 1 марта 1790 г. От имени вышеназванных господ синдиков и совета Пюэрари» (франц.). – Ред.
158
В память этой ночной сцены храню я несколько блестящих камешков, находимых близ того места, где скрывается Рона.
159
В «Миланской гостинице» (франц.). – Ред.
160
«Сутяги» (франц.). – Ред.
161
Да, да, конечно! (франц.). – Ред.
162
Да, сударь (датск.). – Ред.
163
Тем лучше! (франц.). – Ред.
164
Может быть, не все читатели знают те стихи, в которых английский поэт Томсон прославил нашего незабвенного императора. Вот они:
What cannot active government perform.New-moulding Man? Wide stretching from these shores,People savage from remotest time,A huge neglected empire one vast Mind.By Heaven inspir'd, from Gothic darkness call'd.Immortal Peter! first of monarchs! HeHis stubborn country tam'd, her rocks, her fens,Her floods, her seas, her ill-submitting sons;And while the fierce Barbarian he subdu'd,To more exalted soul he rais'd the Man.Ye shades of ancient heroes, ye who toil'dThro'long successive ages to build upA labouring plan of state! behold at onceThe wonder done! behold the matchless prince.Who left his native throne, where reign'd till thenA mighty shadow of unreal power;Who greatly spurn'd the slothful pomp of courts;And roaming every land, in every portHis sceptre laid aside, with glorious handUnwearied plying the mechanic tool,Gather'd the seeds of trade, of useful arts,Of civil wisdom and of martial skille,Charg'd with the stores Europe home he goes!Then cities rise amid th'illumin'd waste;O'er joyless deserts smiles the rural ring;Far-distant flood to flood is social join'd;Th'astonish'd Euxine hears the Baltick roar.Proud navies ride on seas that never foam'dWith daring keel before; and armies stretchEach way their dazzling files, repressing hereThe frantic Alexander of the north,And awing there stern Othmans shrinking sons.Sloth flies the land, and Ignorance, and Vice,Of old dishonour proud; it glows around,Taught by the Royal Hand that rous'd the whole,One scene of arts, of arms, of rising trade:For what his wisdom plann'd, and power enforc'd,More potent still his great example shew'd.
To есть: «Чего не может произвести деятельное правительство, преобразуя человека? Одна великая душа, вдохновенная небом, извлекла из готического мрака обширную империю, народ издревле дикий и грубый. Бессмертный Петр! Первый из монархов, укротивший суровую Россию с ее грозными скалами, блатами, шумными реками, озерами и непокорными жителями! Смирив жестокого варвара, возвысил он нравственность человека. О вы, тени древних героев, устроивших веками порядок гражданских обществ! Воззрите на сие вдруг совершившееся чудо! Воззрите на беспримерного государя, оставившего наследственный престол, на коем дотоле царствовала могущественная тень неутвержденной власти, – презревшего пышность и негу, проходящего все земли, отлагающего свой скипетр в каждом корабельном пристанище, неутомимо работающего с искусными механиками и собирающего семена торговли, полезных художеств, общественной мудрости и воинской науки! Обремененный сокровищами Европы, он возвращается в свое отечество, и вдруг среди степей возносятся грады, в печальных пустынях улыбаются красоты сельские, отдаленные реки соединяют свое течение, изумленный Евксин слышит шум Балтийских воля, гордые флоты преплывают моря, которые дотоле не пенились еще под дерзостными рулями, и многочисленные воинства в блестящих рядах на врагов устремляются, поражают неистового северного Александра158 и ужасают свирепых сынов Оттомана159. Удаляются леность, невежество и пороки, коими прежнее варварство гордилось. Везде является картина искусств, военных действий, цветущей торговли: мудрость его вымышляет, власть повелевает, пример показывает – и государство благополучно!»