Николай Карамзин - Том 2. Стихотворения. Критика. Публицистика

Николай Михайлович Карамзин

Избранные сочинения в двух томах

Том 2. Стихотворения. Критика. Публицистика

Стихотворения

Поэзия*

Die Lieder der göttlichen Harfenspieler schallen mit Macht, wie beseelend.

Едва был создан мир огромный, велелепный,Явился человек, прекраснейшая тварь,Предмет любви творца, любовию рожденный;Явился – весь сей мир приветствует его,В восторге и любви, единою улыбкой.Узрев собор красот и чувствуя себя,Сей гордый мира царь почувствовал и бога,Причину бытия – толь живо ощутилВеличие творца, его премудрость, благость,Что сердце у него в гимн нежный излилось,Стремясь лететь к отцу… Поэзия святая!Се ты в устах его, в источнике своем,В высокой простоте! Поэзия святая!Благословляю я рождение твое!

Когда ты, человек, в невинности сердечной,Как роза цвел в раю, Поэзия тебеУтехою была. Ты пел свое блаженство,Ты пел творца его. Сам бог тебе внимал,Внимал, благословлял твои святые гимны:Гармония была душою гимнов сих –И часто ангелы в небесных мелодиях,На лирах золотых, хвалили песнь твою.

Ты пал, о человек! Поэзия упала;Но дщерь небес еще сияла лепотой,Когда несчастный, вдруг раскаяся в грехе,Молитвы воспевал – сидя на бережкуЖурчащего ручья и слезы проливая,В унынии, в тоске тебя воспоминал,Тебя, эдемский сад1! Почасту мудрый старец,Среди сынов своих, внимающих ему,Согласно, важно пел таинственные песниИ юных научал преданиям отцов.Бывало иногда, что ангел ниспускался –На землю, как эфир, и смертных наставлялВ Поэзии святой, небесною рукоюНастроив лиры им –

Живее чувства выражались,Звучнее песни раздавались,Быстрее мчалися к творцу.

Столетия текли и в вечность погружались –Поэзия всегда отрадою былаНевинных, чистых душ. Число их уменьшалось;Но гимн царю царей вовек не умолкал –И в самый страшный день, когда пылало небоИ бурные моря кипели на земли,Среди пучин и бездн, с невиннейшим семейством(Когда погибло все)2 Поэзия спаслась.Святой язык небес нередко унижался,И смертные, забыв великого отца,Хвалили вещество бездушныя планеты!Но был избранный род, который в чистотеПоэзию хранил и ею просвещался.Так славный, мудрый бард, древнейший из певцов,Со всею красотой священной сей наукиВоспел, как мир истек из воли божества.Так оный муж святый, в грядущее проникший,Пел миру часть его. Так царственный поэт3,Родившись пастухом, но в духе просвещенный,Играл хвалы творцу и песнию своейНароды восхищал. Так в храме СоломонаГремела богу песнь!

Во всех, во всех странах Поэзия святаяНаставницей людей, их счастием была;Везде она сердца любовью согревала.Мудрец, Натуру знав, познав ее творцаИ слыша глас его и в громах и в зефирах,В лесах и на водах, на арфе подражалАккордам божества, и глас сего поэтаВсегда был божий глас!

Орфей, фракийский муж, которого вся древностьЕдва не богом чтит, Поэзией смягчилСердца лесных людей, воздвигнул богу храмыИ диких научил всесильному служить.Он пел им красоту Натуры, мирозданья;Он пел им тот закон, который в естествеРазумным оком зрим; он пел им человека,Достоинство его и важный сан; он пел,

И звери дикие сбегались,И птицы стаями слеталисьВнимать гармонии его;И реки с шумом устремлялись,И ветры быстро обращалисьТуда, где мчался глас его.

Омир в стихах своих описывал героев –И пылкий юный грек, вникая в песнь его,В восторге восклицал: «Я буду Ахиллесом!Я кровь свою пролью, за Грецию умру!»Дивиться ли теперь геройству Александра?Омира он читал, Омира он любил. –Софокл и Эврипид учили на театре,Как душу возвышать и полубогом быть.Бион, и Теокрит, и Мосхос воспевалиПриятность сельских сцен, и слушатели ихПленялись красотой природы без искусства,Приятностью села. Когда Омир поет,Всяк воин, всяк герой, внимая Теокриту,Оружие кладут – герой теперь пастух!Поэзии сердца, все чувства – все подвластно.

Как Сириус блестит светлее прочих звезд,Так Августов поэт, так пастырь Мантуанский4Сиял в тебе, о Рим! среди твоих певцов.Он пел, и всякий мнил, что слышит глас Омира;Он пел, и всякий мнил, что сельский ТеокритЕще не умирал или воскрес в сем барде.Овидий воспевал начало всех вещей,Златый блаженный век, серебряный и медный,Железный, наконец, несчастный, страшный век,Когда гиганты, род надменный и безумный5,Собрав громады гор, хотели вознестисьК престолу божества; но тот, кто громом правит,Погреб их в сих горах[2].

Британия есть мать поэтов величайших.Древнейший бард ее, Фингалов мрачный сын,Оплакивал друзей, героев, в битве падших,И тени их к себе из гроба вызывал.Как шум морских валов, носяся по пустынямДалеко от брегов, уныние в сердцахВнимающих родит, – так песни Оссиана,Нежнейшую тоску вливая в томный дух,Настраивают нас к печальным представленьям;Но скорбь сия мила и сладостна душе.Велик ты, Оссиан, велик, неподражаем!

Шекспир, Натуры друг! кто лучше твоегоПознал сердца людей? Чья кисть с таким искусствомЖивописала их? Во глубине душиНашел ты ключ ко всем великим тайнам рокаИ светом своего бессмертного ума,Как солнцем, озарил пути ночные в жизни!«Все башни, коих верх скрывается от глазВ тумане облаков; огромные чертогиИ всякий гордый храм исчезнут, как мечта, –В течение веков и места их не сыщем», –Но ты, великий муж, пребудешь незабвен![3]

Мильтон, высокий дух, в гремящих страшных песняхОписывает нам бунт, гибель Сатаны;Он душу веселит, когда поет Адама,Живущего в раю; но, голос ниспустив,Вдруг слезы из очей ручьями извлекает,Когда поет его, подпадшего греху.

О Йонг, несчастных друг, несчастных утешитель!Ты бальзам в сердце льешь, сушишь источник слез,И, с смертию дружа, дружишь ты нас и с жизнью!Природу возлюбив, природу рассмотревИ вникнув в круг времен, в тончайшие их тени,Нам Томсон возгласил природы красоту,Приятности времен. Натуры сын любезный,О Томсон! ввек тебя я буду прославлять!Ты выучил меня природой наслаждатьсяИ в мрачности лесов хвалить творца ее!

Альпийский Теокрит, сладчайший песнопевец!Еще друзья твои в печали слезы льют –Еще зеленый мох не виден на могиле,Скрывающей твой прах! В восторге пел ты намНевинность, простоту, пастушеские нравыИ нежные сердца свирелью восхищал.Сию слезу мою, текущую толь быстро,Я в жертву приношу тебе, Астреин друг6!Сердечную слезу и вздох и песнь поэта,Любившего тебя, прими, благослови,О дух, блаженный дух, здесь, в Геснере, блиставший![4]

Несяся на крылах превыспренних орлов,Которые певцов божественныя славыМчат в вышние миры, да тему почерпнутДля гимна своего, певец избранный КлопштокВознесся выше всех, и там, на небесах,Был тайнам научен, и той великой тайне,Как бог стал человек. Потом воспел он намНачало и конец Мессииных страданий,Спасение людей. Он богом вдохновен –Кто сердцем всем еще привязан к плоти, к миру,Того язык немей, и песней толь святыхНе оскверняй хвалой; но вы, святые мужи,В которых уже глас земных страстей умолк,В которых мрака нет! вы чувствуете ценуТого, что Клопшток пел, и можете одни,Во глубине сердец, хвалить сего поэта!Так старец, отходя в блаженнейшую жизнь,В восторге произнес: «О Клопшток несравненный!»[5]Еще великий муж собою красит мир –Еще великий дух земли сей не оставил.Но нет! он в небесах уже давно живет –Здесь тень мы зрим сего священного поэта.

О россы! век грядет, в который и у васПоэзия начнет сиять, как солнце в полдень.Исчезла нощи мгла – уже Авроры светВ *** блестит, и скоро все народыНа север притекут светильник возжигать,Как в баснях Прометей тек к огненному Фебу7,Чтоб хладный темный мир согреть и осветить.Доколе мир стоит, доколе человекиЖить будут на земле, дотоле дщерь небес,Поэзия, для душ чистейших благом будет.Доколе я дышу, дотоле буду петь,Поэзию хвалить и ею утешаться.Когда ж умру, засну и снова пробужусь, –Тогда, в восторгах погружаясьИ вечно, вечно наслаждаясь,Я буду гимны петь творцу,Тебе, мой бог, господь всесильный,Тебе, любви источник дивный,Узрев там все лицом к лицу!

1787