Тепло человеческое - Серж Жонкур
– Да ладно, Грег, ты что, не понимаешь, что дать движению новый толчок можно либо сейчас, либо уже никогда? Сегодня пенсионная реформа, в апреле введут страховку на случай безработицы, там нахимичат с социалкой, а нас вообще перестанут выпускать на улицу!
– Лично я с первого дня в «желтых жилетах», а вы потом примазались.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Что вы испоганили всю идею.
Агата, спустившись со второго этажа, холодно поздоровалась с Саидом, Эриком и Альбаном, которые расположились за барной стойкой, потом толкнула Грега, чтобы сделал ей чашку кофе побольше, как она любит с утра. По субботам нужно было испечь не меньше пяти пирогов и пяти тортов для чайной. Она потянулась к корзине за круассаном, тут Альбан поинтересовался, как у нее дела, но Агата не отреагировала, они ее уже достали, эта «банда со своим штабом», как их принято было называть, – имелся в виду перекресток с круговым движением, который они оккупировали.
На раннем этапе Грег душой и сердцем проникся идеями движения – его страшно воодушевил декабрьский марш на Елисейских Полях и общенациональное собрание – пока другие брали штурмом Триумфальную арку. Этот мятеж при всем его безумии привел Грега в восхищение; образ Парижа, заставленного баррикадами, скрытого в облаке дыма и слезоточивого газа, его буквально завораживал. В тот день власти дрогнули, в префектуре Пюи вспыхнул пожар, да и самому Макрону изрядно подпалили задницу, несмотря на бронированный автомобиль. Вот только вместо того, чтобы сидеть по барам, повстанцы зачем-то отправились шляться по центру города, бизнес Грега пострадал, и он быстро утратил вкус к революции. Теперь движение представлялось ему армией, которая рано или поздно двинется против него, потому что по субботам эти посетители являлись целой компанией. А что ни говори, но от закусок прибыли больше, чем от основных блюд, тем более если учесть, что в эти дни на малой сцене шли концерты, а после джаза и закусок жажда разыгрывается еще та.
Оба заведения Агаты и Грега располагались в самом сердце старого города. «Диво» выходил на авеню де Пари – широкий бульвар, на котором по счастливой случайности не запретили движение автомобилей, а чайная Агаты находилась в пешеходном квартале. У нее тоже по субботам была самая большая выручка – в этот день по торговым улицам непрерывно текли толпы народа. После того как городские власти провели на малых улицах реновацию, здесь появились художественные лавки, салоны, галереи современного искусства, и даже скобяная лавка с почти вековой историей выглядела страшно современно со своей старинной вывеской и чучелом енота-полоскуна в самом центре витрины.
После того как статья 49.3 одним ударом ножа в спину свела на нет многомесячные забастовки и манифестации, Альбан, Саид и Эрик пришли к выводу, что весной 2020-го все полыхнет еще сильнее, чем в 1968 году, потому что на этот раз восстанут не одни только «желтые жилеты» и не только Латинский квартал – всколыхнется вся Франция.
– Ребята, ну послушайте, я вам уже сколько раз говорил, что у нас по субботам основной заработок, так что вы уж, блин, назначьте свою революцию на какой другой день! Не дам я вам больше сажать мне выручку каждые выходные, тем более что посетители и так стали больше сидеть по домам, боятся третьей стадии. Не время сейчас!
– А, ну конечно, вирус! И ты, значит, тоже на это повелся? Но тебя-то хоть этой хренью не запугаешь?
В подтверждение своей мысли Альбан опустил на лицо полихлорвиниловую маску Джокера, которую носил на лбу, и принялся мотать головой – красная нарисованная улыбка замелькала вправо и влево.
– Ты что, не врубаешься, что они нам навешали лапши про этот вирус, чтобы мы сидели тихо? Ну смотри: в эти выходные демонстрации будут повсюду – за права женщин, против повышения пенсионного возраста, выйдут лицеисты, адвокаты – ты видел, как адвокаты жгут свои мантии? Вон железнодорожники уже устроили самую долгую забастовку в истории – сейчас самое время надавить посильнее, всюду проходят собрания – в школах, колледжах, универах, больницах, всюду все на подъеме, потому что и дураку видно, что государство катится к тоталитаризму, а ты нам жалеешь куска хлеба, ну подумать только…
– Поднимай маску, когда со мной говоришь, а то у меня будто Микки-Маус в собеседниках.
Альбан тут же задрал маску на лоб.
– Короче, ты понял, что я хочу сказать, Грег: ты того и гляди заделаешься в коллаборанты.
Саид с Эриком решили немного укротить Альбана, который явно перегнул палку, тем более что им было известно: не стоит доводить Грега до точки, он до тридцати лет был нападающим в регби – на двух полочках над кофемашиной до сих пор стоят кубки, свидетельствующие о его былой славе.
Чтобы слегка разрядить обстановку, Саид заказал всем кофе, достал купюру, дабы показать, что заплатит; Грег скрипнул зубами и пошел готовить три эспрессо.
– Ладно, бог с ними, с твоими забегаловками, но ты сам увидишь, что, если дойдет до третьей стадии, именно тебе придется хуже всех. Да ты вон на Италию погляди! Они как велят тебе закрываться в шесть вечера из-за комендантского часа – тут ты и пожалеешь, что не скинул к чертям это правительство; и закуски твои, и концерты – все полетит псу под хвост!
– В шесть вечера закрываться? Ну уж нет, ни за что!
– В Падании все подчинились как миленькие, взяли под козырек – и готово дело!
– А ты все еще веришь в Сальвини? – удивился Эрик, куда менее правый, чем Альбан.
– Да не ломайте вы себе над этим головы, – осадил их Грег, ставя чашки на барную стойку, – не родился еще во Франции человек, который сумеет закрыть сто пятьдесят тысяч баров и ресторанов.
– А у тебя выбора не будет: на третьей стадии либо закрывайся, либо садись в тюрягу, как вот оно у этих в Китае.
– Если до такого дойдет, залезу в ящик и свалю отсюда как Карлос Гон.
– И куда это ты свалишь, в Ливан?
– Нет, в Андорру, у меня там невестка живет.
Саид, самый сдержанный из троих, заявил с апломбом философа:
– Да в любом случае, на третьей стадии, как говорят, никого вообще на улицу выпускать не станут, так оно будет без разницы, работают бистро после шести вечера или нет.
– И что, если вас не будут выпускать, вы прекратите эти свои демонстрации?
– Не дождутся!
– Ну и я туда же.
Все они умолкли в некотором замешательстве, и тут из квартиры в свою очередь спустился Кевин. Трех приятелей он поприветствовал с пренебрежительностью полковника. Хотя ему стукнуло всего двадцать два, он имел полное право
