Там темно - Мария Николаевна Лебедева
– Ира, – бубнил друг жениха, – а какую музыку ты любишь?
Кира не слушает музыку. Она могла бы сказать, что музыка не для неё, много хуже – вкупе со словами. Что куплеты непрошено лезут в память. Чем проще – тем липче: слова популярных песен остаются с Кирой годами, приходят на ум во время пустых разговоров, навязчиво крутятся перед сном.
Походя Кира отмечает, что перенимает и эту монотонную манеру, и привычку слегка наклоняться всем корпусом, и голос становится чуть не своим, но ближе к нему, к собеседнику.
Так происходило всегда. Кира совсем растворялась.
Она не уверена даже, что в принципе знает, как звучит её всамделишный голос. Тот диктор, который внутри претворяет мелькнувшие мысли в звук, практически неуловим, очень сложно поймать его тон.
Кирин голос меняется от человека к человеку, и все как один говорят, слыша лишь отголоски себя, – как же приятно тебя нам послушать.
Она возвращает людям их же слова. Получается разговор.
Её дело – верней отражать. Неужели не ясно, на их «кто на свете милее?» (для чего это всем надо знать?) всегда следовало отзываться «я не знаю, ты знаешь, ты в курсе».
Эхо, зеркало, оболочка. Захочешь взглянуть, что внутри, – разорвёшь, разобьёшь, – если правда захочешь взглянуть на что-нибудь кроме себя.
Кира качает слегка головой, вежливо улыбается – быстрая, извиняющаяся улыбка.
– Не слушаю.
Друг жениха вовсе не обескуражен, у него наготове так много реплик.
– А какие фильмы ты любишь?
– Не смотрю.
– А какие сериалы ты любишь?
– Ну… Извини, сложно поддерживать разговор. Боюсь, тебе со мной будет не слишком уж интересно.
– А каких актёров ты любишь?
Кира наполнила стакан до краёв. Выпила залпом, так толком и не разобрав, это было вино или сок. Если спросит теперь: «А какие напитки ты любишь», Кира внутри себя взвоет. Друг жениха вроде что-то ещё говорит, но вокруг шумно, Кире не разобрать.
Свадьба шла к середине, и про новобрачных забыли. Посудачив, друзья невестиной родни пришли к выводу, что замужество на редкость удачное – жених городской, свадьба богатая.
– Пи-пи! – повторял какой-то незримый ребёнок.
Невеста отошла к окну подышать, и длинная фата задевает концом выпуклый, бисером шитый живот, цепляет острые ногти – кончиком их, как стилетом, будет удобно распотрошить подарочные конверты. Как вернулась, созвали всех незамужних девиц. Кира думала быстро скрутить кольцо из конфетной фольги, но руку подняли за неё – сухие горячие тётины пальцы вздёрнули запястье вверх. Кира вздрогнула. Собственная рука сразу стала чужой. Захотелось её отгрызть. Или отбросить, как ящеров хвост, пусть бы дёрнулась несколько раз, отвлекла на себя внимание, пока остаток от Киры легко затерялся в толпе.
В напряжённой, звенящей тишине слышно было, как летит муха. И когда ребёнок снова заладил своё «пи-пи!», никто даже не обернулся. Потом, конечно, пришлось обернуться, ведь он на коленях у бабушки всё же сидел, и та подняла шум. Решили, что это к счастью. На свадьбах что ни случится, то к счастью: описается ли ребенок, разобьют ли бокалы, вывихнут ли челюсть, откусывая каравай. Только вот замужняя свидетельница – к беде: молодые тогда разведутся.
Все эти свадебные приметы Кира узнала, пока рёвом ревущего малыша поспешно уносили мыться, а она шла в центр зала, потирая предательское запястье.
Дохловатенькие цветы описали дугу, взмахнули прощально лентами.
Букет поймала кузина, которая – Кире сразу же донесли – профи лишь в ловле букетов, а замуж-то так и не вышла, могла бы и дать шанс другим.
Посмотрели на Киру. Кира изобразила досаду – будто это не она стояла столбом, пока летали цветы, и даже сделала осторожный шажок вбок, чтоб уж точно не зацепило.
После жених взял да полез невесте под самую юбку. Кира засомневалась было, что такое подходит для детских глаз, но никто больше не волновался. Традиции – это всегда хорошо, особенно для детей. Жених что-то там покопался, нашёл узкую, в оборках, полоску ткани. Стянуть её полагалось зубами. У жениха зацепился то ли зуб, то ли брекеты, невеста захохотала, вскинув голову, и от того дело пошло веселей. Плюнул тканью, победно встряхнул ей над головой, кинул в толпу неженатых друзей. Те почему-то стояли – все как один, – прикрывшись ракушкой из сомкнутых пальцев: может быть, опасались, что прилетит чем тяжёлым, не тряпкой.
Друг жениха был на высоте. И теперь все вокруг, гоготнув, стукали кулаком по спине, повторяли: «Ты следующий, вот это ты влип». Женатые говорили: «Ну мы тебе быстро невесту найдём».
Другие предметы невестиного наряда разыграны не были. Но это ещё не конец, может, будут.
Улыбайся. Что люди подумают? Спину прямо. Подумай уже о других, каково им смотреть на кислую рожу.
Невозможно душно.
Туфля спадает со стёртой ноги. Кира смотрит на кровь отстранённо, совсем не как на свою. Надо же, сколько её натекло – тёмной, стылой, разоблачавшей мягкую тонкую замшу. Так долго глядит на рану, что кровь прекращает свой бег. Мутило от музыки. Голова шла кругом от мелькания тамады. Под нос Кире, прямиком над тарелкой, сунули детский горшок. Надо сказать, очень вовремя. На синем дне лежали банкноты – собирали туда деньги на мальчика. Кира помотала головой. Дождалась розового горшка.
– Поровну! – огласили свидетели, покопавшись в их содержимом.
– На мальчика! – перекричала всех мать жениха, кинувшись к сборщикам с пачкой мелких купюр.
– Мальчик! – тут же согласились свидетели.
Друзья жениха взревели. Наследник, пацан, будущий футболист. На рыбалку вместе поедут.
Невеста огладила бисер на животе. Тот или та, кто сидел там внутри, не стал бы меняться в угоду голосовавшим.
Продираясь сквозь духоту – падает, давит, – Кира глянула на молодых за отдельным столом, свадебные король с королевой под монограммой из свившихся, слипшихся, поглощавших друг друга букв, под когда-то живыми цветами, понатыканными тут и там, сопревшими в нагретом зале. Жених очень осторожно поправил невестино платье, сбившееся в танцах, а она накрыла его руку своей и улыбнулась так хорошо.
И Кира подумала: «Что за дела? Как мне вас теперь презирать?»
Тамада, воинственно размахивая тёркой и вроде морковью, взвизгнула: мол, новый конкурс, только для смелых гостей.
Как же невыносимо душно.
– Не, ну видно, прям видно, что с области – столько вбухать бабла и такой вот колхоз закатить, – доносилось тягуче и важно, сквозь салаты во рту.
Музыка вдарила так, что вибрации чуялись кожей.
Быстро ли, медленно – всё одно – Кира идёт как будто крадётся, бесшумно лавирует между людьми, не заденет ни края чужой одежды, незамеченной хочет
