Венера в русских мехах - Татьяна Васильевна Бронзова
– Смотря с какой стороны посмотреть и смотря кто смотрит, – ответила Вероника. – Ладно, пошли работать. Перерыв кончается.
– Ведь ты на меня не сердишься? – допытывалась Людка, чувствуя себя виноватой, только не понимая в чем.
– Нет, – мирно сказала Вероника. – Я понимаю, что ты все это брякнула, не подумав.
«Как с таким примитивным умом и ничего не замечающей наивностью можно жить! – думала Вика. – Одни парни на уме». И тут в подтверждение ее мыслей Коротышкина вдруг спросила, догнав Веронику в коридоре:
– А у тебя с Николя что-нибудь было?
– Что ты имеешь в виду?
– Не понимаешь? Не строй из себя дурочку!
– Конечно, не было, – возмущенно ответила Вероника.
– Ты, что, девственница? – изумилась Людка.
– А ты что, нет? – так же изумилась Виктория.
– Конечно, нет. У меня в десятом классе, знаешь, какая любовь была! А с Петряковым со второго курса, думаешь, я просто так этой зимой встречалась? Но любовь закончилась с первым растаявшим снегом, а другая так и не началась, – картинно закатив глаза, проговорила Людка.
Девушки остановились на площадке перед лестницей.
– А у меня еще никого не было, – сказала Вероника.
– Сколько тебе лет? – воскликнула Людка.
– Восемнадцать.
– Да ты скоро старой девой будешь! Ну, ты и уникум. Ты много теряешь! Мне тоже восемнадцать, а в моей копилке уже два парня.
– Бабушка говорила, что девушка должна беречь себя до свадьбы.
– До какой свадьбы? Девушка должна влюбляться и получать удовольствие с любимым. А замуж надо выходить, когда найдешь человека достойного, чтобы мог тебя содержать и баловать. Вот так говорит моя мама, испытав все это на себе. Кстати, сегодня мы с тобой никуда не приглашены? – добавила вдруг она.
– Николя пригласил меня в гости к своим знакомым, – смутилась Вероника. – Но только меня, одну.
– К кому?
– Кажется, к какому-то художнику. Нас повезет туда друг Николя Гюстав.
– Гюстав тоже француз?
– Да.
– Великолепно! Возьмешь меня с собой. Ты мне должна, – добавила Людка, увидев удивленное лицо Вероники. – Увела у меня парня! А на вечеринке я с кем-нибудь познакомлюсь. Тем более у художника! Обожаю богему!
Николя был не в восторге от идеи Вероники взять Людмилу с собой.
– Пожалуйста! Она просто хочет немного развлечься после рабочего дня. У нас есть пословица: «Одним человеком меньше, одним больше – не все ли равно», – настаивала Вероника.
– Это у вас неправильная пословица. – отвечал Николя. – Но, если ты настаиваешь…
Гюстав должен был подъехать ровно к пяти часам на своей машине к «Союзпушнине». Веронике не хотелось докладывать Льву Маргаритычу о своей вечерней встрече с Николя. Она надеялась, что та ничего и не узнает. Ведь они идут не в ресторан, где их могут видеть швейцар и официанты, наверняка, все как один работающие на КГБ. Вот только Людка…
– Люда, у меня к тебе просьба. Не говори Маргаритычу о сегодняшнем вечере у художника, – попросила Вероника, когда после рабочего дня они шли в раздевалку.
– О чем речь! Заметано, – радостно откликнулась Людка.
В раздевалке Вероника молча вынула коробочку, которую получила от Поля, и протянула Льву Маргаритычу. Та также молча взяла и одобрительно кивнула. Людка, конечно, свой флакончик опять запихала в бюстгальтер.
Глава 10
Садиться в машину Гюстава около «Союзпушнины» было крайне легкомысленно. Николя с Гюставом должны были проехать до метро «Московские ворота» и ждать девушек там. Вероника с Людмилой проехали на трамвае две остановки и вышли. Николя стоял недалеко около красивого авто золотистого цвета. Прохожие заглядывались на иномарку. Подобных в Ленинграде было немного, а в этой части города и вообще редкость.
– Привет, конспираторы, – приветствовал девушек Гюстав, когда те уселись на заднем сидении.
Он был чистокровным французом, но неплохо говорил по-русски. Как оказалось, он работал в Ленинграде уже три года. Людка сразу «распушила хвост» и стала кокетничать с ним, счастливая, что можно говорить на родном языке. Гюстав был типичным французом: темноглазый, небольшого роста, со слегка вьющимися волосами, веселого нрава и явный любитель пофлиртовать, что соответствовало Людкиным желаниям.
Мастерская находилась на чердаке огромного каменного дома на Петроградской стороне. Петр, как звали художника, здесь не только работал, но и оборудовал себе жилище из спальни, ванной и кухни. Последняя располагалась прямо при входе. Здесь же стоял большой, сколоченный из струганых досок стол, за который на длинные лавки можно было усадить не менее тридцати человек. Во главе стола стояло огромное старинное кресло с резной спинкой. Вероятно, место самого хозяина. Мастерская была заполнена картинами. Они висели на стенах, стояли на полу, скрывались за тряпками на мольбертах. В дальнем углу огромного широкого и довольно длинного помещения виднелись скульптуры. Это были изображения вождя пролетариата. Ленин был воссоздан и в полный рост, с кепочкой и без, и в виде бюстов. Маленькие и большие, они стояли на постаментах на разных уровнях. Вылепленным из глины, им еще предстояло быть отлитыми как минимум из бронзы. Петр, закончивший скульптурное отделение Ленинградской академии художеств, был признанным ваятелем Ильича. Он получал много заказов, за счет которых жил на широкую ногу. Его дом всегда был полон интересными людьми, холодильник ломился от разной снеди. В мастерской велись споры о литературе, обсуждались премьеры в театрах, здесь художники говорили о новых и старых течениях в изобразительном искусстве, здесь много пили, ели и здесь часто рождались новые идеи, которые, воплотившись, могли претендовать на то, что будут признаны потомками.
На кухне хозяйничали две неопределенного возраста женщины. Одна из них, поэтесса Молчанова, была одета в легкий ситцевый сарафан до пят, напоминающий крестьянскую одежду. Вторая, художница Грекова, – в брюках и широкой белой блузе навыпуск. Около них крутился начинающий литератор Семен. За столом сидели двое мужчин, выпивая под селедочку и только что поданную дымящуюся от жара картошечку.
– Ты не прав, Евгений, – утверждал лысый человек, обращаясь к солидному, с красным лицом, то ли от загара, то ли от выпитого, мужчине. – Не прав! – повторил он еще более уверенным тоном. – Квадрат Малевича – это не вызов художника обществу. Это наше страшное черное будущее, ставшее нашим настоящим. И мы теперь все в нем живем! Черная дыра – вот куда привел нас этот! – Лысый махнул в сторону скульптур не менее лысого вождя. – Огромная черная дыра! И нам из нее не выбраться!
– Гюстав! – бросился к вошедшим мужчина с красным лицом, как к своим спасителям от, вероятно, надоевшего ему лысого.
Гюстав отдал начинающему литератору Семену коробку, которую принес из
