Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Астрид уже не мечтала дойти до озера, думала о бабушке, как та испугается, вызовет дедушку из Оре.
– Тебя не поругает мама? – спросила она Эмму. – Я так боюсь, мама очень сильно рассердится, и мы никогда больше не поедем в Оннсйон.
Эмма достала из кармана куртки шоколад, но не предложила Астрид.
– Зачем ты врешь? Твоя мама тебя бросила.
– Нет!
– А где она сейчас?
– Моя мама работает в горах.
– А я знаю другое.
– Что ты знаешь другое?
– Ты сама это знаешь.
– Ничего я не знаю.
– Твоя мама…
Эмма не договорила, она улыбалась, и Астрид улыбалась ей в ответ и не знала, как избавиться от улыбки.
– А твоя мама… – Эмма сказала то слово, каким называли маму Астрид.
– Закрой рот! – сказала Астрид.
Эмма с наслаждением повторила.
– А твой папа, – не сдержалась Астрид, – ненормальный, и поэтому твоя мама с ним развелась и вы переехали сюда.
– Ян Эрик сказал сегодня Ловизе, что ты толстая дура, и смеется над тобой. Все знают, что ты в него влюбилась.
Астрид зажмурилась и стала вспоминать, как ее учила психолог, только хорошее. Вот она сидит у мамы на коленях и чувствует щекой ее щеку, ее щекотные волосы, мама говорит, что Астрид ее свет, и внутри Астрид вспыхивает свет.
Как осенью в горах все время идет дождь, небо такое близкое, что его можно коснуться рукой, ресницы от влаги мокрые и у нее, и у мамы. Природа серо-коричневая, грустная, деревья без листьев.
Они лежат с мамой в комнате, на улице тихо, только шумят, каждый на свой лад, ветер, деревья, птицы, страшно. Мама повернулась спиной. Астрид гладит ее по волосам, по шее. Мама кажется маленькой, как девочка.
Астрид обнимает ее за шею.
– Ты почему не спишь?
– Мне страшно.
– Кого ты боишься?
Астрид не могла объяснить. Она и сама не знала. Может быть, той темноты, что окружает их. Но как объяснишь это маме? Она обнимает ее сильнее, сильнее. Мама плачет.
Когда она открыла глаза, Эмма уже ушла вперед. Астрид не видела в темноте, звала что есть сил. Треснула где-то далеко ветка, Астрид замерла. Она видела силуэт, но от страха не понимала, кто перед ней.
– Не ходи за мной, не ходи за мной, ты все разрушаешь!
– Эмма, – обрадовалась Астрид и побежала к ней.
– Не подходи ко мне. Это все из-за тебя. Мы заблудились из-за тебя. Лес тебя не любит, тебя никто не любит!
Астрид сама не поняла, как все случилось. Она со всей силой толкнула Эмму, и она упала на спину, на рюкзак.
– Дура, дура, – визжала Эмма, – ты дура.
Она пыталась встать на ноги, но не могла подняться, перевернулась на живот, чтобы встать на четвереньки и так подняться, но Астрид села на ее ноги, открыла рюкзак и достала помятую коробку с домиком, от удара он разломился на две части, и перо – черно-белое, с проседью – упало на снег. Астрид подняла и положила за пазуху.
– Отдай, – попросила Эмма, – это не твое. Тебя накажут, ты увидишь, отдай!
Они катались по снегу, но Астрид была сильнее, она взобралась на Эмму и легла сверху, давя ее всем телом. Сердце колотилось, было трудно дышать. Эмма не сопротивлялась, часто дышала, словно сдерживала слезы.
Астрид видела ее лицо очень близко – на переносице россыпь прыщиков, под носом дорожка соплей, и гнев ее оставил. Она встала и протянула Эмме руку.
– Я пойду домой, – сказала Астрид, уже не чувствуя злости.
Эмма не ответила. Она лежала на снегу, шапка отлетела куда-то в сторону, и смотрела на Астрид с ненавистью через налипшие на лоб пряди волос.
– Я ухожу, – примирительно сообщила Астрид, но Эмма молчала, ждала, когда Астрид действительно уйдет.
– Эмма, надень шапку, ты замерзнешь!
И тут Эмма засмеялась, Астрид долго еще слышала ее смех. Хитро скалилась белая долька луны, безликие деревья прорывались сквозь пунктиры метельных линий. Астрид знала: раз они шли на север, значит, сейчас нужно повернуть на юг, но снег, начавшийся несколько минут назад, запорошил следы. Астрид уже не чувствовала пальцы ног, не могла идти дальше и села под ель прямо на снег, сняла сапоги, носки, растерла стопы и даже облизала пальцы ног, чтобы согреться.
Ей так хотелось, чтобы все произошедшее с ней и Эммой оказалось сном, чтобы она проснулась в своей постели. Она зажмурила глаза – а теперь проснись, но темнота не рассеялась, стала плотнее, гуще, забралась в легкие. Может быть, она очутилась в таком сне, от которого нельзя проснуться.
Но перо было живым и теплым, Астрид погладила его, и в рюкзаке праздничный венок, сок и булочка со дня Люсии. Астрид понюхала булочку – она пахла домом, и другие запахи – жареных тефтелей, картофеля, сладких пирогов – явились следом, а позади и впереди длинная ночь.
Астрид сковырнула изюм и положила в рот и не заметила, как съела всю булочку, допила сок. Стало легче и теплее.
Астрид знала, что на ночевку в лесу мастерят укрытие из валежника, иначе можно замерзнуть насмерть. Она попыталась обломить ветви ели, они не поддавались, она собрала те, что валялись на снегу, и легла на бок на свой жидкий настил, положив руки под голову и подтянув колени к животу.
На небе светили звезды, крупные, как льдинки. Астрид вспомнила урок по природоведению: если пронумеровать звезды слева направо от Большой Медведицы, то отрезок между шестой и седьмой будет указывать наверх, на Полярную звезду, которая всегда находится над Северным полюсом Земли. Значит, они все время шли на юг. Эмма перепутала. Эмма ушла вперед на юг. Ты ничего не знаешь, Эмма, а я знаю. Я жила с мамой в горах, мы много ходили, мама рассказывала, что несколько веков назад люди могли ориентироваться даже по пению птиц. Так определяли время. В пять часов утра чирикает воробей, а часа в четыре утра начинают издавать звуки такие птицы, как трясогузка, овсянка и зяблик. А в два часа ночи обычно поет соловей. Подсолнухи всегда смотрят на восток. Сзади расположен юг, слева – запад, справа – восток.
Йохан
Ноябрь
В конце ноября, как обычно, погода в Стокгольме стояла отвратительная, темнело рано, шли дожди, воздух был наполнен темнотой, как гарью.
Йохан жил в Стокгольме пятнадцатый год, но никак не мог привыкнуть к здешней осени. Ему казалось, что на его родине в Сконе осенью и солнечнее, и теплее, хотя по утрам там стоял туман, словно город целиком
