Осенняя охота - Екатерина Златорунская
Через три месяца он написал заявление об увольнении. Он помнил лицо коллеги Ингер Геран, удивленное и даже насмешливое, когда сказал, что уходит. Инна, в ту пору увлекавшаяся духовными практиками, учила его по специальной технике избавляться от плохих воспоминаний. Ее саму обучили на духовных практиках по йоге. У него не получалось. Инна сердилась. И тогда он думал: как хорошо, что она не знает того, что видел он.
А через полгода он вернулся: не знал, что делать дома, не хотел другой работы. Он умел только быть полицейским и принял это как свою судьбу.
За их семейную жизнь Инна сменила много увлечений: ездила практиковать йогу на Бали, окончила курсы визажистов, водила экскурсии, и каждое новое увлечение казалось последним. Жажда перемен касалась и рождения детей. После Уллы родилась София, потом Лова, а Инне хотелось еще ребенка. Йохан шутил, что когда-нибудь она захочет нового мужа и что он тогда будет делать? После рождения младшей, Ловы, Инна окончила пекарские курсы и возмечтала открыть пекарню. Каждое утро она вставала в четыре утра, замешивала хлебную опару. Лова, спавшая вместе с ними, после ухода Инны перекатывалась на половину Йохана, так что ему не оставалось места. Он смотрел на ее маленькое тело, на две косички, которые она не разрешала расплетать даже на ночь. Лова вытянулась за лето, в ней проглядывала средняя, София, семилетняя школьница с изящной шеей, длинными ногами, в свою очередь очень напоминавшая старшую, Уллу, но когда Лова спала, то она вся была полукружье: круглый затылок, круглые локти, пяточки. Йохан превозмогал желание заплакать, он стал сентиментальным, ему хотелось, чтобы она росла помедленнее, чтобы подольше прижималась к нему, сидела у него на коленях, коверкала слова. Это было эгоистичное желание продлить ее детством свою молодость. Старшие девочки все больше шушукались вдвоем, все больше сближались с матерью, и когда он заходил к ним, все трое замолкали: у них были свои женские секреты. А Лова принадлежала Йохану целиком, со всеми своими маленькими тайнами. И он чувствовал себя молодым и сильным рядом с ней.
Старшие дочки разные: Улла молчаливая, она думала о чем-то своем, неподвластном Йохану, и ему было тревожно от ее тишины, а София – растрепанная, быстрая, она плакала навзрыд, когда смотрела фильмы с грустным концом или читала книги, но вместе с тем легкая и смешливая, ее легко растормошить и развеселить.
Ингер путала, как зовут его девочек, она не любила детей, и ему казалось, что она не любит собственного сына. Десять лет они работают вместе. Значит, Ингер было всего тридцать семь, когда ее перевели к ним в отдел. Она была веселая, и у нее еще был жив отец. Йохан стеснялся ее образованности, манер, мужа-профессора и даже ее семилетнего сына, все в них было иное, красивое, – а потом привык. У нее в кабинете стояла их общая фотография того времени, и Йохану каждый раз было совестно смотреть на себя прежнего. Он был подтянутый, светился счастьем и здоровьем.
В шесть утра все девочки еще спали, в квартире было тихо, темно, словно в ней никто не жил. Йохан и любил эту тишину, и боялся ее. Своего кабинета в новом доме, куда они переехали пять лет назад, у него не было, кредит съедал почти весь бюджет, так что они много раз меняли летний отдых в Испании на отдых в Сконе. Йохан обжился в гостиной. Они договорились с Инной, что он дома не говорит о своей работе. Но рано утром, когда был один, он раскладывал на журнальном столике материалы дел, заваривал крепкий кофе. Огнестрельное ранение в Норсборге к юго-западу от Стокгольма: двадцатилетний мужчина обнаружен прохожим на автостоянке незадолго до полуночи во вторник, позже скончался от полученных травм. Еще одно огнестрельное убийство возле кладбища Сандбиберг. Мужчина, сорок пять лет. В обоих случаях личности подозреваемых установлены, и с ними ведется работа по выяснению всех обстоятельств совершения преступлений. Информационная служба полиции приняла заявление о пропаже Астрид Линдманн от ее мужа Патрика Линдманна. Астрид Лидманн, двадцать девять лет, примерная мать двухгодовалой девочки (Иохан сразу подумал: младше Ловы всего на год), медсестра из эндоскопического отделения Каролинской больницы, пропала сутки назад. В ее образе жизни не было ничего странного, она не злоупотребляла алкоголем, не принимала и не распространяла наркотики. Отвела дочь в сад, как делала каждое утро, и больше никто не видел ее. В ее исчезновении много странного, не предвещающего ничего хорошего.
За годы службы в полиции Йохан принял не одно сообщение об исчезновении, многие находились живыми, многие потом исчезали снова и снова находились живыми. Бродяжничество, побеги подростков, месть.
Исчезновение человека всегда предполагает возможное убийство – нужно понять, исчезнувший убит или умер естественной смертью, или он жив, но скрывается от родственников, близких. Может быть, исчезнувший совершил преступление и решил скрыться; или его взяли в заложники; или он по неизвестным причинам покинул страну.
Он смотрел на фотографию Астрид: голубые глаза, пухлые щеки, светлые слегка вьющиеся волосы, она улыбалась. Ингер мрачно шутила, что они, полицейские из отдела убийств, как медиумы: пытаются узнать по фотографии, жив человек или нет, куда он мог пойти, если жив, а если мертв – что и кого видел в момент смерти.
Когда он только перешел в криминальную полицию Мальмё, его включили в следственную группу по делу об исчезновении Линды П. Она жила с отцом в рабочем районе, встречалась с парнем, работала кассиром в «Икее». После работы она не вернулась домой, и неделю о ней не было никаких вестей. Йохан отвечал за сбор информации. Через неделю после подачи заявления об исчезновении Линду П. видели в Истаде, ему позвонили с заправки в одном из торговых центров Кристианстада. Через три месяца после исчезновения она вернулась домой, добровольно. Она не могла объяснить, где была и что делала, хотя психиатр, осмотревший девушку, подтвердил ее психическую сохранность. Именно Йохан разговаривал с Линдой, он помнит ее лицо, как сейчас: темные волосы, худая, некрасивое лицо. А на следующий день она покончила с собой, дома. Ее нашли на кухне, она не оставила записки. Они так и не узнали ничего, совсем ничего.
Убийства, изнасилования, поджоги, расчленения – он привык ко всему. Он разделил свою жизнь на темную и светлую зоны. В темной убивают и умирают, а в светлой его дом, жена, дети, с ними никогда
