Антракт - Ольга Емельянова
В наших южных краях весна наступает рано: во второй половине февраля душа уже просится в полет. Прихожу я как-то утром на работу, а мне наши дамы почти хором начинают рассказывать, что вчера вечером меня разыскивал красивый летчик с большим букетом роз. Ей Богу, даже и мысли у меня не возникло, что это может быть Сергей. Но он, конечно же, вскорости объявился снова. С неизменным букетом всегда разного цвета, но непременно – роз. Он встречал меня с работы почти ежедневно. Мы шли через сквер, весело о чем-то болтая, и вдруг он падал на колени и пел романсы. Поначалу я торопела, но он так самозабвенно и искренне пел, что мое сердце растаяло.
Вскоре случилось несчастье: у моей мамы случился первый инфаркт. Сергей все время был рядом со мной: сопровождал нас в скорой помощи, прикрыв мамины ноги своей летной курткой, а меня крепко держал за руку, привозил лекарства. Он носил ее на носилках вместо санитара, требовал положить ее на хорошую кровать…Его красивый баритон гулко звучал в больничном коридоре, и соседки по палате завидовали маме, что у нее такой заботливый сын. Наверно, по своей заботливости он никак не походил на зятя.
Я была удивлена его поведением: ничего не мешало ему самоустраниться: ведь никаких обязательств между нами не существовало. А он продолжал проведывать маму, привозил ей откуда-то невероятно вкусную колбасу и особый кефир. На мой вопрос, откуда привез, он отвечал: из Монтевидео. Это был какой-то знаковый город в его жизни: может быть, город греха?
В тот момент его внимание было спасением для меня. Однажды, когда мы сидели на кухне, погас свет, и мы продолжали посиделки при свечах. Очень задушевный у нас получился вечер, и когда он стал уходить, мои нервы не выдержали, и я зарыдала. Сначала он испугался, а потом, поняв, что я не хочу его отпускать, сказал: «Ну тогда я остаюсь насовсем. Ставь чайник и давай тапочки».
И тут я опять испугалась. Испуг был того же рода, что и раньше. Но были и отягчающие обстоятельства в виде беременности его жены. Кроме того, моя подруга, узнав о нашем романе, прочитала мне хлесткую лекцию о неожиданностях аморального поведения некоторых ее подруг, бросающих тень на нее самою. Еще одним аргументом ее лекции было то, что всеми уважаемый папа Сергея – примерный семьянин, поэтому сын его тоже таков и нечего тут строить планы.
В общем, я опять смалодушничала. Но трагедии для меня особой в этом не было: я ему просто была очень благодарна.
Выводы мой мудрой подруги оказались ошибочны: вскорости случился фактически мексиканский сюжет: Сережу увела жена его сослуживца и подруга семьи, бросив двоих своих детей и оставив его жену с двумя детьми. Там разгорались нешуточные страсти: с мордобитиями и прочими разборками.
До сих пор они вместе с той женщиной с африканской страстью. Дети выросли. Несколько раз мы сталкивались с этой женщиной по работе и в жизни. Однажды меня спросили, не сестра ли она мне: говорят, похожи…С его бывшей женой мы приятельствуем. Знает ли она о нашем романе с Сергеем – загадка. Но она же мудрая женщина! Да и мало ли романов у него было!
Карьера Сергея удалась: он по-прежнему летает. Теперь он командир А-310. Был ли он Монтевидео – не знаю, но мир повидал. Внешне он выглядит обрюзгшим дядькой с кабацкими манерами и потухшим взглядом. В нем невозможно узнать красавца, певшего романсы теплым весенним вечером. Как короток ты, век Донжуана!
Отступление
Сергеи закончились. А важно ли, как звали остальных мужчин, оставивших след в моей жизни? Помнится, в одной из пьес застойного периода героиня называла всех своих ухажеров Аликами. У меня так не получится: каждое имя – это комната в музее моей души. А интерьер каждой комнаты неотделим от имени его обитателя.
Иван
Когда мне было двенадцать лет, в нашем городе случилось сильное землетрясение. А так как в то время мы жили в самой великой стране под названием СССР, то за считанные месяцы воинами Советской Армии был построен целый город деревянных домиков, в один из которых мы вселились. Дома были все одинаковые, деревянные, и располагались квадратно-гнездовым способом. Удобств там было минимум, а уж об архитектурных изысках даже и не заикались. Дома были трех типов: двухэтажные одноподъездные восьмиквартирные, двухэтажные двухподъездные двенадцатиквартирные и коттеджи на одну семью. Так вот только двенадцатиквартирные дома имели ванные комнаты. Остальным счастливым обладателям жилья для соблюдения гигиенических процедур построили в центре города баню. Конечно, народ как мог, стал обустраивать себе помывочные места. Никогда не забуду архитектурное решение, увиденное мной в доме Ивана. Ванна стояла на кухне у стены, а закрытая крышкой, служила семье столом. Как организовывался процесс помывки: откуда наливалась и куда выливалась вода, я от оторопи даже не стала выяснять.
У нас-то, слава Богу, была ванная комната с нормальной ванной, но только вода нагревалась электрическим титаном, и постоянной нашей заботой было вовремя включить и, тем более, вовремя выключить этот самый злополучный титан. А уж трагедий с перегоревшим титаном несть числа! Вскорости появились в нашем городе дома – калеки: с одним уцелевшим подъездом после взрыва очередного титана. Где там задумываться о судьбах мира, когда надо постоянно помнить о включенном титане если он не перегорел, или найти кого-нибудь, кто принесет и заменит сгоревший элемент, и вода в титане снова угрожающе зашумит…
В те времена было популярно военно-патриотическое воспитание школьников, и в нашу школу приезжал на встречу с пионерами бывший узник концлагеря, ставший впоследствии писателем. Он в приватной беседе признался, что наш городок всколыхнул в нем переживания тех лет: очень похожи двухэтажные деревянные строения на бараки концлагеря.
Поначалу на самом деле было голо и серо в этом деревянном царстве. А через много лет мой случайный ухажер, попав в наш заснеженный городок, воскликнул: «Да тут у вас как в Шушенском!».
Сейчас городок утопает в зелени, домики наши совсем обветшали, зато по периметру выросли дорогие особняки. Для того, чтобы произошли эти метаморфозы, понадобилось почти сорок лет.
Шутка Антона Семеновича Макаренко
С Иваном мы учились в одном классе. Был он рослым мальчиком в бирюзовой рубашечке, на которой очень ярко выделялся пионерский галстук. И смотрел этот мальчик на мир слегка исподлобья грустными синими глазами. Он, пожалуй, был первым и единственным в школе, кто хорошо пел, аккомпанируя себе на гитаре. Девочки нашего класса и школы сразу включили его в актив тех, кому хочется строить глазки
