Вакуум - Тася Кокемами
– Меня изнасиловали…
Какое странное от этого чувство – с привкусом железа во рту!
Да… я никому не могла рассказать. Ждать поддержки от домашних было глупо. Только если от матери, но в целом произошедшее рассматривалось бы как позор для семьи. Рассчитывать на правосудие казалось ещё глупее, чем на поддержку домашних. Так что, да, мысли были…
Хотя, о чём я? Их не было! Ни чёрных, ни белых. Они появились потом. А когда я сняла одежду и взяла арматуру в руки, то просто подчинилась команде. Подчинилась ей так же, как в момент, когда дед вытирал моим лбом рисовую кашу со стола, когда насильник дал мне под дых кулаком и приставил к рёбрам нож и когда он, будто в конвульсиях, вталкивал в меня свою плоть… да и во многих других случаях.
Команда исходила из тёмного вакуума. Каждый раз, когда я давала ему заполнить себя до краёв, то будто становилась его частью. И он направлял меня туда, куда ему было нужно. На тот момент, с арматурой в руках, я стала его орудием. Безличным орудием – потому что не только мыслей, но чувств никаких у меня не было.
Не знаю, сколько я сидела, но тот, кого я ждала, вернулся. Он покрутился возле кустов в поисках ключей. Когда мой взгляд упал на его лицо – бородатое, с носом-картошкой, то крупная дрожь, которая меня била, успокоилась, и во мне воцарилось необыкновенное спокойствие. Наконец, он увидел ключи и нагнулся за ними. Тогда я сжалась в комок и одним рывком выскочила из кустов.
Это случилось так быстро, что он не успел поднять голову. Я ударила арматурой именно по ней. Раздался странный, глухой звук. Человеческий череп только кажется твёрдым, а на самом деле – он очень мягкий. Сжимая ключи в руках, мой насильник упал. На всякий случай я отпрыгнула в сторону и приготовилась нанести ещё один удар. Но это было лишним – мой насильник лежал без сознания. Я огляделась – парк был всё таким же пустынным. Брызги крови – теперь это не моя кровь, а Его, я вытерла все теми же рваными трусами. Потом положила их в сумку, завернув в салфетку. Туда же отправились тряпки, в которые были замотаны мои руки. Все это я сожгла через пару дней на пустыре за домом. Арматуру я бросила назад в кусты, быстро оделась и потрогала пульс на его шее. Пульс бился. Я залезла в карман его куртки, аккуратно, обернув руку салфеткой, вытащила кошелёк, достала оттуда все деньги – их было немного – потом я их отдала попрошайке в метро, и бросила кошелёк на землю. Мне казалось, что так это будет похоже на ограбление. После чего поехала домой.
Дома никто ничего не заметил. Я передала привет от бабушки, приняла ванну и легла спать. Осознание случившегося обрушилось на меня через три дня. Я рыдала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто не услышал. И молилась. В церковь я не ходила, поэтому молилась своими словами – о том, чтобы не забеременеть или не подцепить заразу, о том, чтобы забыть о случившемся, и о том, чтобы меня не нашли и не посадили в тюрьму.
Пару лет я жила в постоянном ожидании звонка в дверь и звона наручников. Но потом поняла, что за мной не придут. Я так и не узнала, что случилось с тем человеком.
Возможно, он умер. Ведь неизвестно, сколько он пролежал, истекая кровью, и насколько сильным был мой удар.
Иногда мне кажется, предсказание цыганки о моём исчезновении было правдивым, и если кто и умер тогда, то это я. И это не насильник, а я до сих пор лежу на земле, истекая кровью, которая смешивается с лепестками сирени. А всё, что случилось после, – это лишь фантазии моего угасающего сознания.
Если это так, то скоро я распадусь на мириады энергетических сгустков. Эти сгустки сольются с другими, похожими, и воплотятся в новых женщин, которые ещё только ожидают своего рождения. То есть я уже распадаюсь. Музей, белое облако – это что-то вроде финальной черты, после пересечения которой нет возврата, а героини рассказов – это те, в ком мне предстоит жить. Поэтому они мне так близки.
Но нет, не может быть! В моей жизни был и умирающий дед, и работа в больнице, и муж, и Виктория, и мои друзья, и всё, что случилось, вплоть до сегодняшнего дня. Мне сорок лет, а не шестнадцать, я жива и найду выход! Я вернусь домой!
Из-за угла появляется мужчина в светлом пальто. Я узнаю в нём своего насильника. Только теперь он без бороды, весьма импозантный и гораздо старше. На поводке он ведёт скелетик крота. Кажется, этот скелетик был частью экспозиции про Зину Носик.
– Скажи, ты умер, тогда? – спрашиваю я мужчину.
– Не знаю… – растерянно отвечает он и вопросительно оглядывается на скелетик.
Тому совершенно нечего сказать по данному поводу, поэтому мужчина продолжает идти, куда шёл. Я судорожно сглатываю слюну. Возможно, то, что происходит сейчас, не имеет никакого отношения к тому, что случилось в парке. Но… почему-то именно сейчас мне хочется попросить прощения…
Да, тот человек нанёс мне огромную травму. И неизвестно, сколько раз он проделал похожее с другими женщинами. Но вдруг я отняла у него жизнь? И у него никогда не было шанса понять, что он натворил, шанса пересмотреть свою судьбу.
– Эй ты, придурок! – шепчу я ему вслед. – Прости, что я тебя так… Надеюсь, ты выжил.
Его светлое пальто постепенно исчезает в темноте ночи. Я сажусь прямо на тротуар.
– Спасибо! – шепчу я кому-то, кого не видно. – Спасибо, что у меня был шанс.
Он открылся после развода с мужем, который последовал за смертью деда и моим уходом из больницы. В то время я почувствовала таинственный зов. Он обещал воссоединение с чем-то давно утерянным и большим. Настолько большим, что оно могло заполнить вакуум. Промаявшись какое-то время, я вспомнила визит к разноглазому экстрасенсу, и решила, что, всё-таки, он говорил о Любви с большой буквы. Поэтому довольно скоро я обнаружила себя в пёстрой толпе её ищущих и уже нашедших в группе саморазвития под названием “Зелёный Луч”. Учение, на которое опирались её лидеры, было довольно эклектичным – тут были и эзотерика, и психология, и что-то ещё, не поддающееся определению, но общий настрой мне нравился, на занятия группы хотелось возвращаться. О любви здесь говорили часто. Говорили,
