Чужой ребенок - Родион Андреевич Белецкий
– Простите, Александр Александрович. С того раза… У меня как… как… дыра вот здесь в груди образовалась.
Филимонов качнулся в кресле:
– И ты решила эту дыру моими деньгами заткнуть?
Мне стало стыдно, и одновременно я чувствовала, что я всё сделала правильно.
– Простите меня.
– Иди, – сказал олигарх Филимонов.
И он меня наказал. Ужасно. Просто хуже ничего быть не могло.
* * *
Курьер Миша со здоровенной сумкой-кофром поднимался по лестнице. Лифт в семиэтажке был не предусмотрен. Раздражение внутри бывшего спортсмена росло с каждым заказом и теперь уже закипало, бурлило где-то чуть ниже груди.
Он позвонил в нужную дверь. Ему не ответили. Еще один звонок.
– Кто там? – спросил мужчина из-за двери.
– Курьер, – сказал Миша устало.
Щелкали, открываясь, замки. Распахнулась дверь. Недовольный доходяга, сильно пьяный и сильно недовольный, стоял перед Мишей.
– Чего так долго?
Не дожидаясь ответа, доходяга забрал у Миши пакет и сунул ему пять тысяч одной купюрой.
– На.
– Сдачи нет, – сказал Миша.
– А меня колышет? – ответил клиент, который всегда прав.
Миша смотрел в тупое и наглое лицо и представлял, как хватает мужика за жидкие волосы, нагибает и железной дверью плющит его голову. Бьет дверью несколько раз, с каждым разом всё сильнее…
После паузы Миша развернулся и пошел менять пять тысяч. Ему ужасно хотелось совершить преступление. Возможно, особо тяжкое. Чтобы попасть в тюряжку и не чувствовать себя таким же, как все.
В обычной жизни – и это он хорошо понимал – места ему не было, кроме как в списке курьеров. И другой одежды для него не нашлось. Апельсин позорный. Весь день: «Чо так долго?», «У меня сдачи нет» и «Я не буду брать, всё холодное».
На последнюю по счету доставку он шел как бык на тореадора. Дверь ему открыл дедушка в спортивном костюме. Возле ног дедушки стояла молчаливая собачка и внимательно смотрела на курьера.
– Добрый вечер, – сказал Миша.
– Добрый вечер, – ответил дедушка с улыбкой.
– Что вы сказали?
– Добрый вечер! – повторил дедушка.
– Спасибо вам! – ответил Миша горячо и искренне.
Дедушка сильно удивился:
– За что?
– За «добрый вечер». Вы первый мне это сказали! Первый!
* * *
За один раз я раздала весь годовой бюджет, который мне выделили на помощь детям. За это олигарх Филимонов меня жестоко наказал. Они психологи-извращенцы, эти олигархи. Они сразу находят твою болевую точку и ставят на нее танк. Филимонов не ругался. И не лишил меня зарплаты. Он сказал:
– Если ты такая умная, сиди и смотри на стену до конца года. Делать тебе все равно теперь нечего!
И я сидела. И это длилось вечность! Я пробовала читать, играть в игры, заниматься онанизмом. Но всё это было не то. Просто не могла забыть тех детей, на помощь которым не хватило денег. И пусть так вести себя перед камерой их заставляли родители… я оказалась самой что ни на есть целевой аудиторией этих проклятых роликов. Дети плакали у меня в голове, горько, на десятки голосов.
Боже, как это было тяжело. Каждая секунда каплей лимонного сока попадала мне в глаз. Я сидела за столом и говорила с мухами. Я сходила с ума.
* * *
Ира накрыла одеялом лежащего в коляске Ванечку.
– Да он запарится, – сказал Миша.
– Станет жарко, снимешь.
– И как я это пойму?
Ира строго посмотрела на Мишу:
– Поймешь, если будешь за ребенком следить, а не за ставками в казино в телефоне.
Миша взялся на ручку коляски:
– Дай проехать.
Ира отступила в сторону и открыла им дверь. Миша вывез коляску.
– Осторожнее будь, пожалуйста.
Миша обернулся:
– Не бойся. Осторожность – мое второе имя!
Он оставил коляску с младенцем в прихожей и вернулся, чтобы Иру поцеловать. Она ответила на поцелуй.
– А мне это начинает почти нравиться, – сказал Миша.
– Что конкретно?
– Не знаю. Жизнь.
– Ты вчера вопил после работы, что всех ненавидишь.
– Это было исключение.
Ира еще раз поцеловала Мишу и сказала с нежностью:
– Ну-ка, пошли вон, оба!
* * *
Когда я вернулась после бесконечного сидения на работе, папочка, мой любимый папочка поспешил мне навстречу:
– Дочка, внимание! – выкрикнул он.
Я напряглась как никогда:
– Что случилось?
– Ты очень бледная.
Он рассматривал мое лицо, как рассматривают заоблачный ценник в ЦУМе.
– Да, – говорю. – Я бледная спирохета.
Папа шумно выдохнул воздух:
– Внимание, я позвал ее домой!
– Кого?
– Ту, что любит птиц. Женщину. Ну, пингвинов любит, помнишь?
Новость застала меня врасплох.
– Мне уйти?
– Нет. У меня не было в планах… – папочка замялся. – Ну, ты понимаешь…
– Не продолжай, – сказала я.
– Хочу тебя с ней познакомить.
– Уверен?
– Ну, конечно! Диамара! Диамарочка! – позвал он свою зазнобу.
Я, честно говоря, разволновалась. Смотрела в дверной проем и даже примерно не могла представить кто – или что – там появится. Чем хуже работало воображение, тем сильнее я волновалась. Сначала я услышала женский голос. Очень высокий.
– Да-да, – пискнул голос.
Потом послышались тяжелые шаги. И я превратилась в соляную статую с открытым ртом. Потому что в прихожую из кухни вышла наша бухгалтерша. Она же бухгалтер. Как кому будет угодно.
– Здравствуйте, – сказала герлфренд моего папочки тонким голосом.
* * *
Миша вбежал в квартиру сияющий, возбужденный.
– Ир! Блин. Ира!
Ира вышла из комнаты, запахивая халат:
– Ну, что еще?
– Я кошелек нашел! – сказал Миша. – Не смотри на меня так! Не украл! Нашел, честное слово! И там деньги, представляешь!
Миша полез в карман за кошельком.
– Где ребенок? – спросила Ира после короткой паузы.
– Фак! – сказал Миша нервно.
– Что? – прошептала Ира.
– Я его… у магазина забыл.
Пятая глава
Миша бежал за ней и не успевал. Бывший спортсмен выдохся, а она не сбавляла темпа.
– Только не нервничай. Вот здесь. Вот здесь коляску я оставил! – выкрикнул Миша, подбегая вслед за Ирой к магазину.
Она обернулась к нему. Лютая ненависть была во взгляде.
– Где?! Где?!
– Вот тут, у входа.
– Здесь ничего нет!
– Только не нервничай…
Ира шагнула к нему:
– Если есть человек хуже, то это, наверное, только Гитлер!
Они обежали магазин. Были внутри, вышли вместе на улицу.
– Как ты мог, чудовище?
– Да я из магазина вышел, тут кошелек на земле, я поднял и отвлекся, – пытался объяснить он. – Сразу на радостях к тебе побежал.
– На радостях? – она сильно толкнула его в грудь. – Ты почему ребенка в магазин не завез?
Миша развел руками:
– Да не пустили меня. И потом, я его так же мог в магазине оставить…
– Что?
– Ну, если бы я кошелек в магазине нашел…
– Заткнись! – Ира была близка к истерике. – О господи! Как я тебя ненавижу!
Она стала подходить к прохожим:
– Простите, вы не видели коляску, вот здесь стояла?
– Нет, простите, – отвечали прохожие.
Миша с готовностью включился в опрос. В голове у него шумело, и надежды совсем-совсем не было.
Он пошел на автобусную остановку, начал было расспросы, а после сообразил, что люди там задерживаются на пять минут максимум, а после уезжают. Стало Мише совсем плохо.
– Простите, вы не видели коляску? Пропала – там мой сын был, – услышал он, как Ира остановила какую-то женщину.
– Что ж вы, мать, а ребенка оставили! – сказала женщина.
– Это не я, – ответила Ира, бросив на него взгляд.
– Вам в полицию надо, – сказала женщина. – И как можно быстрее.
«Умная тоже», подумал Миша, подошел к ним и сказал:
– Спасибо вам за совет! – И добавил: – Разберемся.
Он потянулся к Ире.
– Не трогай меня, – взорвалась она.
Но Миша все равно отвел ее в сторону.
– Нам в полицию нельзя, – сказал он ей шепотом.
– Убери от меня руки!
– Нельзя в полицию. Только хуже будет.
И тут Ира завыла от отчаяния. Безысходным басом: «У-у-у». А после стала его бить. Не понарошку, а с размахом, стараясь попасть по лицу.
– Ненавижу. Гад! Гад! Ненавижу!
Миша успел перехватить одну руку, но второй Ира попала ему по носу, а потом сразу в челюсть.
Какой-то прохожий сказал на ходу:
– А ну-ка перестаньте! – он остановился. – Девушка, вы зачем его ударили?
– Иди отсюда! – Ира даже не обернулась.
Парадоксально, но прохожему стало жалко прежде всего Мишу:
– Она вас ударила, у вас кровь?
Миша зажал разбитый нос двумя пальцами, сказал, гундося:
– Мужик, отстань от нас! Иди, куда шел.
Прохожий ушел, оскорбленный в лучших чувствах, что-то недовольно бормоча себе под нос. А Ира двумя небольшими руками взяла Мишу за грудки и прошипела:
– Слушай, ты! Ищи его! Из-под земли мне его достань!!! Понял меня?!
* * *
Бухгалтерша хлопала накладными ресницами, и за столом становилось ветрено. Она пыталась усесться
