Дыхание озера - Мэрилин Робинсон
Следующий день выдался прекрасным. Вода была так спокойна, что утонувшую половину упавшего дерева заменило зеркальное отражение другой половины ствола и кроны, которые оставались над водой. Весь день две кошки прохаживались по веткам, время от времени пробуя лапками вихри и течения. Вода начала постепенно уходить. Мы слышали, как стонет озеро под ее весом, потому что само оно еще не растаяло. Лед был по‑прежнему толстый, но приобрел цвет парафина, и в нем появились белые пузырьки, хотя в обычную погоду на мелководных местах поверх льда скопилось бы всего на дюйм воды. Под напором потопа лед просел и, став волокнистым, а не мягким или хрупким, расползался, сопротивляясь перелому, словно кость. Весь день озеро громко жаловалось на жизнь, но солнце продолжало сиять, и вода после наводнения, безбрежная и очень спокойная, почти безупречно отражала безоблачное небо.
Мы с Люсиль надели сапоги и спустились на первый этаж. Гостиная была полна света. Спуск с лестницы к двери привел в движение сложную систему мелких потоков, перекатывающихся по доскам пола. Рельефные отблески света завитушками и переплетениями плясали на стенах и потолке. Диван и кресла до странности потемнели. Набивка в них съехала книзу, а посередине подушек образовались неглубокие кратеры. Стоило дотронуться, как из них начинала сочиться влага. С течением времени наводнение заварило на полу гостиной своего рода настой из конопли, конского волоса и ветоши, и запах, который после этого навсегда здесь поселился, я помню в точности до сих пор, хотя ни с чем подобным больше не сталкивалась.
Сильви спустилась в коридор в бабушкиных сапогах и посмотрела на нас, стоя в дверях.
– Пообедаем? – предложила она.
Люсиль ткнула пальцем в подушку дивана.
– Смотри, – сказала она.
Когда сестра убрала палец, выступившая вода исчезла, но вмятина осталась.
– Вот досада, – произнесла Сильви.
Со стороны озера донесся ужасающий протяжный звук: скрежет, грохот и треск огромных льдин, с которым направленное на юг течение прижимало огромные льдины к северной стороне моста. Сильви толкнула воду ногой. Неровный круг разбежался ко всем четырем сторонам гостиной, ударяясь и дробясь о стены, и прежде спокойные блики света заметались по комнате. Люсиль принялась топать ногами, пока вода не стала выплескиваться на стены, будто из ведра. Из кухни донесся глухой стук, а кружевные занавески, спутавшиеся и натянувшиеся под собственным весом от сырости, зашевелились и закружились. Сильви взяла меня за руки, и мы вместе сделали шесть размашистых шагов, словно вальсируя. Вокруг в доме все плыло. Люсиль распахнула входную дверь, и от возникшего движения воды один конец поленницы на веранде развалился, опрокинув стул и рассыпав мешочек с прищепками. Люсиль, стоя в дверях, выглянула наружу.
– Судя по звукам, мост разваливается, – заметила она.
– Наверное, это просто лед, – предположила Сильви.
– Кажется, дома Симмонсов нет на месте, – продолжала докладывать Люсиль.
Сильви подошла к двери и посмотрел на почерневшую крышу дальше по улице.
– Трудно сказать.
– Эти кусты раньше были на другой стороне.
– Может быть, они сместились.
Мы с Сильви развели дымный огонь и вскипятили воду для чая и супа, а Люсиль собрала рассыпавшиеся поленья и загнала прищепки за занавеску кладовки с помощью метлы (этой же метлой мы пользовались, чтобы постучать по поленнице, прежде чем взять дрова: надо было распугать пауков и мышей, которые могли укусить нас за палец, залезть в рукава или погибнуть в огне). Лили и Нона, которые слишком боялись выходить за покупками и при этом опасались, что дом может занести снегом или их обеих свалит болезнь, набили кладовку огромным количеством консервов. Мы без труда могли бы пережить и десяток наводнений. Но нас тревожило, что страх двоюродных бабушек обернулся даром предвидения.
Мы поужинали и, сидя на кровати, разглядывали город. Похоже, дом Симмонсов и в самом деле поднялся с фундамента. От налетевшего ветра поверхность воды потускнела, и солнце садилось под крики потерявшихся собак и сбитого с толку петуха. Громкий треск и стоны со стороны озера пугали нас всю ночь, а шум ветра в горах напоминал один долгий вдох. С затопленного первого этажа доносились стуки и шорохи, как будто слепой ходил по незнакомому дому, а снаружи все шипело и капало, словно вода давила на барабанные перепонки: такие звуки слышишь перед тем, как потерять сознание.
Сильви зажгла свечку.
– Поиграем в «дикие восьмерки»? – предложила она.
– Не хочется, – ответила Люсиль.
– А чего хочется?
– Мне хочется пойти поискать других людей.
– Прямо сейчас?
– Ну, завтра. Можно просто выйти на более высокое место и поискать остальных. В холмах сейчас наверняка много людей.
– Но нам и здесь хорошо, – заметила Сильви. – Можем сами готовить еду и спать в собственных постелях. Куда уж лучше? – Она перетасовала карты и разложила пасьянс.
– Мне все надоело, – пожаловалась Люсиль.
Сильви взяла туза и перевернула карту под ним.
– Дело в одиночестве, – пояснила она. – Одиночество мучает многих. Я когда‑то была знакома с женщиной, которой было так одиноко, что она вышла замуж за хромого старика и за пять лет родила четверых детей, но это ни капельки не помогло. Потом она решила повидаться с матерью, накопила немного денег и поехала на машине в Миссури вместе с детьми. По ее словам, мать настолько изменилась, что дочь не узнала бы ее на улице. Старуха посмотрела на детей и сказала, что не видит в них и следа фамильного сходства. А потом добавила: «Ты копишь в себе всю боль, Мари». Поэтому женщина просто развернулась и вернулась домой. Но муж так и не поверил, что она ездила к матери. Он решил, что она просто сбежала с детьми, а потом чего‑то испугалась и вернулась. С тех пор он больше никогда не выказывал им большой любви. Впрочем, он и прожил недолго.
– А что стало с детьми? – спросила Люсиль.
Сильви пожала плечами:
– Думаю, все как обычно. Если дети вообще были.
– Ты же сказала, что у нее было четверо.
– Ну, я же не знаю наверняка. Мы познакомились
