Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов
– Мне, конечно, трудно судить. Я мало что знаю. Быть может, это вымысел фантазеров, желающих на пепелище, среди полной беспомощности и разгрома, усмотреть иллюзию сопротивления. – Белосельцев чувствовал, как Кадачкин закладывает дистанцию между собой и тем, что намерен был сообщить. И длина этой дистанции содержала в себе степень достоверности, уровень обмана, глубину сокрытия, на которую желал спрятаться от Белосельцева его прежний боевой товарищ. – Будто бы в недрах госбезопасности после разгрома Берии и хрущевских репрессий по отношению к элите разведки возникло потаенное, глубоко законспирированное ядро, затаившее ненависть к партийным дилетантам, к комсомольским выдвиженцам, захватившим контроль над КГБ. Этот тайный кружок восстановил влияние органов и добился устранения Хрущева, но эта цель казалась промежуточной, и конспираторы госбезопасности поставили целью захват власти в стране, устранение одряхлевшей идеологии, проведение радикального реформирования косного государства и общества. Кружок, возглавляемый Андроповым, и стал основой тайного ордена КГБ…
Белосельцев слушал Кадачкина, словно заносил его мысли на тонкие листы папиросной бумаги. Складывал их бережно один на другой, чтобы позже, в тиши кабинета, просмотреть свои беглые записи, построить целостный образ беседы, где главная суть остается невысказанной, образует фигуру умолчания. По контурам пустоты, по отсутствующим фрагментам рассказа он сможет угадать скрытые побуждения собеседника. Он слушал машинально, старался не понять, а запомнить, заслоняясь от проницательного взора Кадачкина картинами африканской природы.
…Джип с ангольским водителем качается в лесной колее. Грузовичок с двуствольной зениткой задевает низкие ветки. Автомат, перепачканный глиной, торчит между ног. И в открытое окно влетает горячий влажный ветер Африки, пахучий и маслянистый, как женские подмышки, сладостно-пряный, волнующий, словно запах спальни, где только что лежала горячая, утомленная любовью красавица.
– Этот кружок, управляемый Андроповым, включал в себя модных политических журналистов, референтов партийных начальников, видных писателей и актеров с либеральными взглядами и, конечно, разведчиков, дипломатов, экономистов – всех, кто выезжал за границу, был наделен дополнительными степенями свободы, располагал информацией и влиянием. В этом кружке, где царили застолья, смешные еврейские анекдоты, красивые женщины, переходившие от одного члена клуба к другому, наряду с богемой и праздным времяпрепровождением на дачах и роскошных квартирах, делались важные дела. Продвигались фигуры на видные роли в газеты и журналы. Обеспечивались нужные назначения послов и руководителей партаппарата. Направлялись за рубеж делегации. Присуждались престижные премии. Постепенно создавался либеральный общественный слой, связанный круговой порукой, неформальными узами дружбы, где вызревали идеи реформ – разрядка, конвергенция, перестройка. Когда Андропов стал главой партии, орден КГБ, по-прежнему законспирированный, имел на своей периферии огромную сферу влияния в партии, в культуре, в органах власти и информации. Там была негласно заявлена идея смены политического строя…
…Бабочка бьется в сачке, просвечивая сквозь кисею красными и зелеными пятнами. Он поднял сачок с пойманным крохотным ангелом, осеняет им далекие голубые холмы, могучие купы деревьев, круглые островерхие хижины, где рядом пасется тощее стадо, и чернокожий бушмен, со слезящимися глазами и грязной тряпицей в паху, держит на плече сухой изогнутый лук, а из деревянного колчана торчат тяжелые, с орлиными перьями, стрелы…
– Конвергенция, заявленная Сахаровым, обнаружила себя в конвергенции разведок, советской и американской. Крупные агенты ЦРУ и КГБ заключили негласный пакт о создании единого центра, управляющего разоружением, снижением конфронтации, погашением локальных конфликтов. Этот центр мыслился как зародыш будущего мирового правительства, в интересах которого трансформировались СССР и Америка. На встрече с Рейганом в Рейкьявике Горбачев, оснащенный рекомендациями ордена, обещал демонтировать коммунизм и Советский Союз, что и было сделано в девяносто первом году. Крах коммунизма, обвал советского государства, хаос при создании нового строя, разгром КГБ на время прервали управляемый процесс перестройки, заставили орден снова уйти в подполье. Действуя из подполья, используя американские связи, этот орден готовит устранение прогнившего либерального режима, установление контроля над историческим процессом, выведение на авансцену человека разведки, который смог бы продолжить строительство нового мироустройства, где Америке отводится верховное место, а Россия встраивается в концепцию нового мирового порядка. Говорят, этот орден состоит из генералов внешней разведки и идеологической контрразведки и носит какое-то странное лингвистическое название – то ли «хинди», то ли «фарси», то ли «суахили». Ты ничего об этом не слышал?
…Он плескался в солнечно-зеленом океанском рассоле, подныривал под мокрую ветку, под ее длинные пахучие листы. Лопасти солнца проникали веером в воду. Из волос и растопыренных пальцев утекали вверх серебряные пузыри. Он обнимал ветку, как плывущую африканку, целовал ее сочные груди, ласкал глянцевитые бедра, выныривая в листве, видел яркие белки, пунцовые губы, смуглое, с отливом солнца плечо…
– Ты ничего не слышал об ордене КГБ? Ведь ты вращался в генеральской элите.
Синие пристальные глаза Кадачкина выведывали его сокровенное знание. Просачивались сквозь защитный экран, и Белосельцев выныривал из океана, окруженный благоухающей глянцевой листвой, целовал сорванную с далекого побережья ветку, прижимал ее к животу и груди, не пуская Кадачкина в глубину своего подсознания, выдавливал его брызгами соли и солнца.
– Нет, ничего не слыхал, – рассеянно ответил Белосельцев. – А что это за орден ГРУ? Что это за мифология, достойная конспирологического романа?
– Повторяю, я далек от этого. – Кадачкин длинным туманным взглядом показал, как он далек, и по этому взгляду Белосельцев понял, как он близок, сколь достоверны будут слова, предназначенные для него, Белосельцева. – Говорят, что орден ГРУ, или Русский орден, ведет свое начало от Сталина, от времен его борьбы с троцкистами. Опасаясь еврейского реванша со стороны внутренних сил, опасаясь немецкого вторжения и оккупации страны, он заложил основы Русского ордена, который создавал идеологию русской Победы, остановил погром православия, вернул в атрибутику царские эполеты, имена Пушкина, Дмитрия Донского, Кутузова и Льва Толстого. Именно этот орден собрался на торжественный прием в Георгиевском зале Кремля, где Сталин провозгласил тост за русский народ. Именно этот орден, руками Жукова, нанес поражение Берии, выдавил КГБ на периферию общественной жизни, после чего эти две спецслужбы стали непримиримыми соперниками…
…Катер плыл по желтой воде Лимпопо, в которой кружили маслянистые шоколадные воронки, тянулась бахрома ржавой оторванной водоросли, а на горизонте плавно волновались холмы, затуманенные дымкой близкого океана, цветочной пыльцой,
