Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
– Вы даже не пытаетесь скрывать свое презрение, доктор Маккларен. Мы это видим.
Мы. Это он так о себе, королевской особе?
– Вы смотрите на меня с ухмылкой, доктор Маккларен. Что-то не так? Вы недовольны этим обсуждением?
С ухмылкой. Какое вранье!
Она попыталась объяснить ему и оскорбительно поглядывающему на нее адвокату, что, если она вдруг уйдет в отпуск, без заранее подготовленной замены, это будет выглядеть как административное наказание. Учительский состав выразил ей «вотум недоверия» от злости, потому что она задала блестящие стандарты, в отличие от своего предшественника.
– Но тогда как вы объясните, что многие «блестящие» учителя подписали это письмо?
– Преступный сговор. Ревность, злоба.
– Но вы же читали перечень их жалоб. Некоторые звучат вполне убедительно.
Не читала. Она прочла несколько строк и удалила длиннющий перечень.
– Из ста девяти учителей обращение ко мне подписали девяносто четыре, и еще семь человек воздержались.
Восемь учителей ее поддержали! Она узнает их имена, и они навсегда останутся дороги ее сердцу.
– Подписанты хотят, чтобы меня перевели в другую школу, – сухо заметила она. – Таков их план.
– А что бы вы предпочли, Лорен? Перевод в другую школу или полугодовой отпуск?
– Нет! Наша школа, благодаря моим усилиям, стала лучшей в округе. Я отказываюсь переводиться.
– Перевод может удовлетворить всех заинтересованных лиц. Следующей осенью откроется вакансия помощника директора в средней школе Ярдли. Мне кажется, вы идеально подойдете для этой должности.
Помощник директора. Понижение в должности. И снова пол заходил ходуном у нее под ногами.
Разговор быстро завершился. Лорен было что еще сказать, но эмоции захлестывали, и вот она уже стоит в коридоре, тяжело дыша: не хватает воздуха.
И этот человек в далеком прошлом был другом Уайти! Черт бы его побрал. Она ему такое никогда не простит.
Онемевшие пальцы не в силах нащупать куцые волоски и выдернуть их, хотя на голую черепушку уже жалко смотреть.
Осевший в кишках цемент превратился в кипящую лаву. И запросился на волю. Немедленно.
Панический звонок доктору Фут посреди ночи. Знает ведь, что врач не ответит, но не смогла удержаться: ее разбудило прикосновение к лицу – это Уайти снова сделал суровый выговор ее кровожадному сердцу.
Спустя несколько часов ей удалось договориться о срочном визите к доктору Фут. Психотерапевт смотрела на трудную пациентку с явной озабоченностью.
Опасается, что та совершит самоубийство? Что это может как-то отразиться на ней?
– Папа является мне во сне… это ненормально. Не в его стиле. Уж поверьте. Ну совсем.
Пауза.
– Однажды он мне сказал: «Прощение? Про это можешь забыть. Человек, которому ты причинила боль, никогда тебя не простит». А теперь словно передумал. Он меня упрекает.
Пауза.
– Да я не ревную, доктор. Во мне нет ни капельки ревности. Если у Марка Свенсона и этой женщины настолько отсутствует всякое достоинство, что они готовы стать объектом ужасных сплетен, то это их забота.
Пауза.
– Я беспокоюсь о матери. После смерти мужа она эмоционально надломилась. У нее появился «друг» (знаю, я вам уже рассказывала об этом Хьюго, он так никуда и не делся), который подталкивает ее к действиям, в ее прежней жизни немыслимым. Этот жуткий тип заплел ей косу! Она стала похожа на молоденькую индианку. Она больше не носит красивые вещи, только джинсы и свитеры и «национальные костюмы», когда они выбираются на «авторское» кино. Папа такие фильмы терпеть не мог. Этот Хьюго приобщил ее к туризму. Их видели в Пирпонт-парке и на Плачущей скале. Он привел ее в спортивный магазин и вынудил купить туристские ботинки! Маму! Туристские ботинки! Мама вымученно шутила по поводу того, как он заставляет ее самостоятельно их шнуровать, что требует особой подготовки, и приходит на помощь, только когда у нее совсем опускаются руки. Они даже под дождем выбираются в походы! Хьюго катал ее на байдарке по озеру недалеко от нашего дома. Наша мать до смерти боялась лодок. Когда они куда-то вместе едут, он сажает ее за руль, считает, что «ей это полезно». Папа никому не позволял, кроме себя, садиться за руль. Для него мама была принцессой… или инвалидом. Их брак… что-то вроде китайского бинтования ног. Некоторым женщинам (я не о себе) это даже нравится. А кто-то выступает за то, чтобы калечить женские половые органы.
Пауза.
Лорен завелась и учащенно дышала. Что ее больше завело, сама не знала. То ли Хьюго Мартинес, помыкающий матерью, то ли женщины, соглашающиеся на бинтование ног. Об этой процедуре она знала не много, но достаточно, чтобы ужасаться и презирать тех, кто позволял так с собой обращаться.
Она перехватила суровый взгляд врача. Обычно от одной мысли об операции на гениталиях женщины испытывают тошноту и головокружение, но зомби Фут держала себя в руках.
– Мама не похожа на себя. Папа ее бы не узнал. Он заставил бы ее покрасить волосы – зачем ему старая жена? Его бы стошнило от одного вида Хьюго, похожего на Че Гевару. Папа ненавидел коммунистов. Если бы мы были мафией, то знали бы, что делать. Вместо того, чтобы хныкать и заламывать руки. Мой брат Том должен был поговорить с Хьюго, прессануть его, предложить ему отступные, но у Тома, кажется, пропал интерес, он помешан на бесполезной судебной тяжбе.
Пауза.
Она уже говорила Фут про тяжбу с хэммондской полицией? Вроде нет. Время еще не пришло. И вообще, терапия должна быть сосредоточена на ней.
– После папиной смерти наша жизнь превратилась в кошмар. Семья разлетелась, как после Большого взрыва, нас унесло в разные стороны со скоростью света. А потом в нашей жизни появился этот Хьюго, который собирается жениться на нашей матери и отнять ее у нас. Куда его только не заносило… Китай, Индия, Африка… если с ней там случится что-нибудь ужасное, то он по закону штата Нью-Йорк унаследует половину ее состояния. Ну и пусть проваливает с ней вместе из нашего дома!
Пауза.
– Я же не ревную, доктор. Почему вы на меня так смотрите?
Во тьме замерцал чей-то облик. Сначала она подумала, что это Лэнгли, начальник школ, пришел сказать, что он передумал и она остается на своем месте. Но потом лицо проступило четче, и она поняла, что это Уайти.
Я хочу тебе помочь, Лоренка. Времени у меня теперь хоть отбавляй. Мне жаль, что я не видел, куда ты идешь, пока я был… ну, ты поняла… пока я был жив.
Ты не была злой девочкой. Мне так кажется. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Может, и я в этом виноват. Однажды твоя мама схватила меня за руки… тебе было лет одиннадцать… Джессалин, сдерживая слезы, сказала мне: «У меня нехорошие предчувствия по поводу
