Девочки против бога - Енню Вал
THE END
Концерт
Где бог?
Бог в цилиндрах миллиардеров, яхтах наследников и внутренних карманах акционеров на бархатной подкладке. Бог сидит в пачках таблеток и в протеиновом порошке в фитнес-центре. Бог наблюдает за продюсерами реалити-шоу и финансовыми консультантами медиа-компаний. Бог находится в машинах, отделяющих плохое искусство от хорошего. Рука бога защищает руку, которая шлепает тебя по заднице в школе, в рок-клубе, в университете и в трамвае. Потому что бог всегда в системе, в канализации, в хламе, в помойке. С блудницами и бедняками, как мы учим в школе. Слово «блудница» широко используется в Сёрланне 90-х, видимо, оно достаточно библейское, чтобы употребляться на публике. Мусор общества. Бог ведь заботится о них. Вот почему хорошо быть бедным и эксплуатируемым. Тогда ты ближе к богу, тогда ты лучше других знаешь, что такое жизнь. Тогда ты можешь говорить прямо. И бог также говорит прямо, он говорит: да будет свет, и был свет, и вот солнце встает над холмами, крышами и парковками, и окрашивает капоты автомобилей и внутренности пешеходов.
Раннее утро весной 2016 года. Мы только что завершили наш первый проект под Экебергским холмом[37]. Это первый концерт группы. С помощью паяльников мы сварили из колокольчиков, омелы и сканов корневой системы ботанического сада тонкий заряженный металлический провод, который вставили в один из главных серверов муниципалитета. Он не мешает подключению к Интернету или передаче электроэнергии и почти не издает звуков, только слабо попискивает. Наш концерт не может услышать никто, кроме особенно чувствительных собак, которые как раз лежат и терпеливо ждут, пока хозяин проснется и выведет их на утреннюю прогулку, но мы и не хотели, чтобы что-то было слышно. В стихах заклинания мы вызывали запах, а не звук. Мы просили о проявлении немой h.
В результате воняет весь склон горы, и это будет продолжаться в течение следующих двух лет. В народе это называют мусорной вонью, потому что пахнет прокисшим молоком и мокрой собачьей шерстью. Но это не запах хлама и зверей. Это нематериальные отходы. Так же, как большой процент пыли в наших домах – это наши собственные волосы и кожа, запах исходит от интернет-отходов, от писем на электронной почте с отказами в предоставлении статуса беженцев, сокращениями социальных услуг, повышениями стоимости аренды муниципального жилья, пресс-релизами новой медиа-службы правительственного PR-агентства. Мы сделали зелье из нематериальных прыщей. Даже бог сейчас утопает в этой гадости. Называйте это нашим маленьким шумовым проектом, нашей небольшой шерстяной фабрикой.
Постоянные обновления новостей о мусорной вони появляются в новостных приложениях весь следующий год: НЕОБЪЯСНИМЫЙ ЗАПАХ В ОСЛО
и позже
ЗАПАХ ОСТАНЕТСЯ НАВСЕГДА?
ЭКСПЕРТЫ ПО ПАРФЮМЕРИИ РАЗГАДЫВАЮТ ЗАГАДКУ ВОНИ
УСТАЛИ ВОНЯТЬ
ТУРИСТИЧЕСКАЯ ИНДУСТРИЯ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
РИЭЛТОРЫ ОПАСАЮТСЯ ОБВАЛА РЫНКА ЖИЛЬЯ ИЗ-ЗА ВОНИ
ГОРОДСКОЙ СОВЕТ НАНИМАЕТ ГИГАНТСКУЮ ТЕХНОЛОГИЧЕСКУЮ КОРПОРАЦИЮ ДЛЯ РАССЛЕДОВАНИЯ ПОЯВЛЕНИЯ ЗАПАХА
и
БИЗНЕС-СООБЩЕСТВО ВКЛАДЫВАЕТ МИЛЛИОНЫ В ИССЛЕДОВАНИЕ ВОНИ
Последнее обновление, год спустя:
ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ГИГАНТ О МУСОРНОЙ ВОНИ: БЕЗВРЕДНЫЙ, НО МАСШТАБНЫЙ ЭКОТЕРРОРИЗМ НЕИЗВЕСТНОЙ КРИМИНАЛЬНОЙ ГРУППИРОВКИ
В статье частные исследователи уточняют, что, хотя запах не несет с собой измеримого загрязнения воздуха, они опасаются, что зловоние вызывает беспокойство и замешательство у населения, и они работают над новой технологией улучшения качества воздуха параллельно с поисками неизвестных преступников. Они добавляют: «Мы думаем, что можем переломить негативные тенденции в развитии общества путем разработки правильной технологии. Мы считаем, что технологии могут быть ответом на вопросы, которые обычно рассматриваются как социальные проблемы».
Последнее предложение статьи автоматически вызывает дополнительный выброс зловония над восточной частью центра города. Внизу, в Грёнлии,[38] возникает невидимое облако, которое плывет против ветра в сторону Бьёрвики, с большой скоростью, и в Осло запах проникает в каждый вентиляционный канал в зданиях проекта Баркод. Это начало, медленный современный поджог церкви, но нам нужно больше. Нам нужен звук.
Блэк-метал. Что это такое и когда это началось?
– В 1993, – говорит Тереза. Поджоги церквей и убийства.
– В 1987, – говорит Венке. Mayhem[39] выпускают свой первый альбом, «Death Crush».
– В 1981, – говорю я. Рыцарские ритуалы и кассеты Hellhammer.
– Забейте на годы и давайте ограничимся Норвегией, – говорит Венке. Настоящий норвежский блэк-метал.
– Может быть, это для нас точка, самая близкая к бунту? – говорит кто-то из нас.
– Бунту против чего? – отвечает другая. – Против норвежской христианской культуры? Это же просто несколько мальчишек-подростков.
– Молодые Мунки, – говорит третья, и все трое чувствуют присутствие девочки с «Созревания». В конце концов, она – персонаж Мунка, нарисованный полуживым, полумертвым. Люди Мунка ведь именно такие, трупный грим до появления трупа, или трупный грим без трупа, за ними не стоят настоящие люди, ни живые, ни мертвые.
Блэк-металлисты не изобрели трупный грим, он существовал со времен появления пигментов. Они не изобретали даже норвежский, экспрессионистский вариант. Но они заново изобрели эту технику как постмодернистский подростковый ритуал, как социальную сеть до социальных сетей. Они изобрели это для себя, на собственных человеческих лицах. В трансформации мы становимся не только живыми трупами, но иконками, средствами связи, приложениями. Маска была более реальной, чем мое настоящее лицо, часть тела, которая лишь частично принадлежала мне и только частично несла мои грехи. Я была смертью, своей собственной и других, я была неузнаваема за белым и черным, как мы все становимся неузнаваемыми, когда все мускулы расслабляются в момент смерти. Я восстала из первобытной культуры к магии, искусству, юношеским ритуалам и обратно.
Рок-музыка уже прочно связана с ритуалами, сексом, ролевыми играми, а блэк-метал вернул ритуалы к истокам. Или обратно к телу, по крайней мере, если тело мальчика-подростка можно назвать истоком. В 1997 году уже слишком поздно, и я не того пола, чтобы быть частью блэк-метала, но мне позволено участвовать в искусстве и театре: макияж, картины, комиксы, вечеринки. И я должна быть частью белого праздника – Сёрланна, Норвегии, Скандинавии, белой каши из молчания и тишины.
Блэк-метал и я возникаем в этом белом пространстве, в немых h, скрывающих полную темноту, тотальную мизантропию, полноценную черную дыру, которая пожирает все на своем пути вниз к корням Норвегии. Может быть, блэк-металлисты в 91, 87, 93, как и я в 2002 году, хотят писать на черных листах. Сердитые, одинокие мальчики ищут свой собственный негатив и новое определение понятия зла. Однажды зимой они решают, что все должно быть черным, цвета зла, противоположностью белого.
