Музыка войны - Ирина Александровна Лазарева
Тогда-то воображение его стало рисовать сцены из жизни в Европе: существование на пособия, сначала беженцев, потом безработных. Он смог бы прийти в себя, встать на ноги, найти дело по душе, только сначала хорошенько отдохнуть от всего…
Неужели где-то на Западе Европы люди были вольны искать и находить себя, жить так, как считали нужным, неужели они не были разбиты и задавлены суровой действительностью, неизвестностью, хуже того – высочайшей вероятностью наступления нищеты? Почему, почему он не родился где-то в Германии или Франции? Почему он родился в Советском Союзе, в советской семье?
Вера Александровна принялась вздыхать:
– Что теперь будет? Бандеру опять признают героем, как это было при Ющенко, и начнут притеснять русских еще больше.
– Мы – украинцы. – С вызовом в голосе произнесла Карина. Она хотела молчать, стискивала зубы, но слова сами собой вырвались из груди.
– Это мы-то? Что же мы по-русски говорим тогда?
Семен Владимирович, скромный по натуре человек, никогда не встревавший в споры и всегда избегавший ссор, наконец не выдержал и вмешался в этот разговор, издав глухой смешок тогда, когда другому бы на его месте захотелось хохотать от глупости, произнесенной Кариной. Это был поджарый, сильный для своих лет мужчина, потомственный шахтер, сам же после сорока занявшийся небольшим бизнесом. Он любил рыбалку и физическую работу, мало читал и почти не смотрел кино – словом, все, что происходило в настоящей жизни, все осязаемое и видимое глазами увлекало его намного больше, чем призрачное и придуманное, навязанное кем-то извне.
– На Донбассе всегда жили русские. – Сказал он медленно, с расстановкой. – Как и в Крыму, и в Одессе, Харькове, Киеве. Мы уже сразу после распада Советского Союза знали, что хотим быть только с Россией. Первый плебисцит об отделении от Украины прошел в 1994 году, и большинство проголосовало «за». Но все эти годы нас никто не хотел слушать. Россия – наша мать, наша Родина.
– Видели мы, какие «русские» украинцы живут в Киеве! – Воскликнула Карина. – Все против России, все против русских. Майдан держался столько месяцев!
– Еще бы, американцы ведь подсуетились, привезли целый самолет долларов. – Возразила Вера Александровна. – А зарплату платили за каждый день забастовки. Было такое, Парфен? Или я чего-то, может быть, придумываю?
– Было. – Угрюмо ответил Парфен. – И на заводе у нас руководству приходила каждый день разнарядка: сколько человек отослать на майдан. На Майдан!!! Президент, извиняюсь, как последний остолоп, не подозревал, что саботаж был не на Крещатиках, а у него под носом, в его же аппарате.
Вдруг образ, на время забытый, задвинутый другими бурными событиями, вспыхнул перед глазами, а затем все обратилось во мрак, он сделал шаг, чуть не запнулся об игрушки Миры, но вовремя спохватился и не выронил Митю. Таня! Как явственно вспомнил он то утро, когда должен был схватить ее и уволочь с собой, но… поступил иначе. Чувство вины вновь загорелось в нем, стало так горячо, на лбу выступил пот, и он перестал слушать родных, перестал понимать их речь.
– Ну и что, что деньги? – Меж тем говорила Карина. – Люди не дураки, все хотят в Евросоюз.
– Почему же мы не хотим? – Спросила Вера Александровна.
Это была удивительно стойкая невысокая и худая женщина в очках со спокойным взглядом. Она никогда не ела сладкое и сахар, потому что не любила все приторное. Когда ее муж ушел из шахты, занялся бизнесом и стал сполна обеспечивать всю семью, она не бросила работы, хотя та была не из легких: Вера Александровна работала продавцом в продуктовом магазине, весь день проводила на ногах, обслуживала сотни людей в день, тягала ящики с товаром, а затем с редкими перерывами лечила спину, которую то и дело срывала.
– Дело не в том, кто что хочет. – Перебил жену Семен Владимирович. – Дело в том, кто во что верит. Вот веришь ты, Карина, в то, что после вступления в Евросоюз мы будем лучше жить, потому и жаждешь прихода новой власти. А другие верят или знают – так вернее сказать – что вступление в Евросоюз убьет нашу и без того едва дышащую экономику – оттого и не хотят никакого Евросоюза.
Карина порывалась что-то сказать, но слова не приходили на ум. Едкая улыбка сползла с ее полных губ, красивые глаза ее стали необыкновенно серьезны.
– Почему же это убьет нашу экономику? Разве есть предпосылки к этому? – Спросила она без тени издевки в голосе. Семена Владимировича она уважала за то, что он не только многого добился как предприниматель, но и не распустился, когда у него появились деньги, остался так же скромен, как и был, не пренебрег ни семьей, ни женой.
– Потому что именно это произошло в Прибалтике.
– Как это?
Тогда вмешалась Вера Александровна. Она всплеснула руками:
– Боже мой, Карина! Неужели ты ничем не интересуешься, ничего не знаешь о том, из-за чего вообще на президента все набросились? Почему он так долго тянул со вступлением в Евросоюз?
– Да тише ты, Вера Александровна! – Перебил ее Семен Владимирович. – Молодежь, конечно, ничего не знает, у них маленькие дети, работа… Дай мне хоть слово сказать… При вступлении в Евросоюз страна должна согласиться на то, что в нее хлынут беспошлинные товары из Европы… чаще всего немецкие, итальянские, британские… Низкими ценами они задавливают собственные предприятия страны. Но и это не все: наш основной рынок сбыта – Россия, и после того, как мы вступим в Евросоюз, этот рынок закроется для нас, потому что Россия введет либо санкции, либо пошлины, а Евросоюз разрешит нам экспорт в Европу лишь по отдельным крошечным направлениям. К чему это все приведет? Будет все то же, что в Болгарии, Литве, Латвии. Заводы закроются, люди потеряют рабочие места, а затем уедут мыть полы, посуду, разносить кофе – в Европу или Америку. Все придет в окончательный упадок. Президент пытался изменить ряд пунктов в этом договоре, чтобы защитить наши предприятия и наше население, но западные хозяева отказались уступать ему. Чернь, видите ли, не имеет права возражать. А мы для Запада – холопы.
