Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
Марина в ответ тоже улыбнулась:
– Это уж, Сереженька, как получится. Однако, по крайней мере, согласись, что нам обоим теперь есть что вспомнить!
– Это уж точно! – И оба они рассмеялись, легко, весело, точно маленькие дети, опрокинулись на постель, заползли оба под одеяло и немедленно заснули снова, крепко обнявшись.
Проснулись они, когда солнце стояло уже довольно высоко. Оказалось, что не они одни такие: завтрак в тот день сдвинулся с обычных девяти аж на двенадцать часов.
Вообще весь этот день, последний проведенный Мариной в Крольчатнике, получился на удивление безрежимным и суматошным. Все вокруг, казалось, откровенно не знали, чем бы им лучше сейчас заняться – то ли готовиться к отъезду, то ли пока еще по возможности продолжать обычную какую-то жизнь. Обычной жизни так и так, впрочем, не получалось: дети капризничали и ныли без всякой, казалось бы, причины, да и у взрослых то и дело на глаза наворачивались слезы. Никто ни над кем не подшучивал, никто ни с кем не ссорился. Если двое случайно сталкивались друг с другом в коридоре или на лестнице, они кидались друг другу в объятия, плакали и целовались. Словом атмосфера в доме была весь день истерическая.
Позавтракав, Марина с Сергеем пошли укладывать вещи. Марина было думала пробыть в Крольчатнике до конца, но теперь поняла, что это было бы как-то уж слишком грустно.
Собравшись, Сергей с Мариной тепло простились с остальными обитателями Крольчатника и направились по тропинке к станции, неся детей на груди в рюкзаках-кенгурушках и доверху набив вещами обе детские спальные корзинки. За ними, виляя обрубочком хвоста, стремглав бежал Фунтик.
Невдалеке от станции полил теплый летний дождь. Струи воды стекали по Марининому лицу, по волосам, по губам, и ей казалось, что дождь смывает с нее всю ее здешнюю жизнь, со всеми ее вкусными запахами.
Эпилог
1
Дней через десять после Марининого возвращения в Москву поздним вечером зазвонил телефон. Он стоял здесь на полочке над кроватью, и Марина сразу схватила трубку.
– Марин! – услышала она озабоченный голос Валерьяна. – Ты Дениса давно видала?
– В смысле? – удивилась Марина. – Да тогда же, когда и тебя, почти уже две недели назад, в Крольчатнике.
– Да? – голос Валерьяна отозвался тоскливой растерянностью. – Что ж делать, что ж делать-то, господи!
– Валька, да что случилось-то?
– Ох, да черт его знает, может, еще и ничего. Пропал он, понимаешь.
– Как пропал?!
– Да так. Молча. Как уехал на другой день после тебя вроде как на работу, так и с концами.
– Ну, может, загулял где-нибудь?
– Да не похоже. В такое-то время, когда все у нас рушится? Да ты сама посуди, как он мог сейчас загулять?
– Валя, да не волнуйся ты так, взрослый же человек, да что вообще с ним может случиться?
– Ну-у, мало ли… С собой покончить, например, может.
– Кто, Денис? Валь, да ты в своем уме?! Да как может такой трезвый, здравомыслящий человек…
– Ой, Марин, – в голосе Валерьяна прозвучала бесконечная усталость, – ты его совсем, гляжу я, не понимаешь! Да ведь более ранимого и неуравновешенного человека, чем он, днем с огнем не найдешь! Ты ж ведь ничегошеньки про него не знаешь! Он ведь лет этак с тринадцати то и дело жить не хотел, родители с ним прямо замучились, то в психушку его отправляли, то дома сажали на транквилизаторы. И ты не подумай, так-то они люди совсем неплохие и между собой хорошо живут, что, согласись, в наши дни просто-таки редкость. Так что Денис, можно сказать, единственное их несчастье.
– Несчастье? – тупо переспросила Марина. Просто невозможно было поверить в то, что Денис мог быть для кого-нибудь несчастьем! В голове не укладывалось!
– Ну да! Он же с тринадцати лет постоянно открытым текстом твердил, что совсем, дескать, не хочется ему жить на эдаком сволочном белом свете. Он, вот только когда Крольчатник у нас организовался, в себя начал слегка приходить, смысл какой-никакой в собственном существовании видеть. Дед ему покойный про это говорил: во всем, дескать, должен быть смысл, а то ведь и жить получается что незачем. Вот, видимо, Денис и воспринял это буквально.
– Надо же! – Марине как-то даже не верилось, что они с Валерьяном говорят об одном и том же человеке.
– Вот тебе и «надо же!». И что вы, между прочим, девки, за суки за такие! Он к вам вечно со всей душой, а вы все…
– А что мы?
– Да бросили вы его все, вот что! Что, скажешь нет?
Марина совсем растерялась. По всему выходило, что Валерьян прав. Но… но как же это все могло-то произойти?
Марине вспомнился голос, произносящий: «Маленький, я тебя люблю!». «И я!» – мысленно отозвалась Марина и поняла вдруг, что это правда, что она действительно любит Дениса и что она любила его всегда, все время, с самой первой встречи, а то, происходящее у Марины с другими, с Валерьяном, с Ильей или даже с Сергеем, на самом деле меркло перед величием и глубиной тех чувств, что связывали ее с Денисом. Так почему же она тогда…
И у Марины перехватило дыхание. Она вдруг поняла, как, в сущности, одинок был на самом деле Денис даже в теплой дружеской атмосфере Крольчатника. Конечно, то было не слишком заметно, вроде бы он всегда был за всех и со всеми, всегда готов был прийти на помощь, поделиться с кем-то своим теплом, но кто же и когда приходил на помощь к нему? Кто делился своим теплом с ним? Кто вообще когда замечал, что и Денис тоже человек и тоже, наверное, в чем-то нуждается? В тепле, в помощи, в этой самой, как ее там называла Ольга, настоящей любви.
Ох и что же теперь, в самом деле, со всем этим делать? Неужели ничего уже нельзя исправить?!
– Валь, – тихо сказала Марина, – а может, все это все-таки неправда? Ну все, что ты выдумал, я хочу сказать? Может, он все-таки жив и все еще будет хорошо?
– Может, конечно, – сказал Валерьян неуверенно. – Но тогда где же он?
Марина задумалась.
– Послушай, – робко сказала она наконец. – А может, он просто нашел кого-то еще, кому он до зарезу нужен? Ведь подумай, Валька, сколько вообще на земле несчастных людей? Нам-то ведь он и вправду ничем уже не может помочь, мы все вроде сами как-то устроились.
Валерьян озадаченно замолчал. Такая мысль, похоже, просто еще не приходила ему в голову.
– Ну, может, ты и права, – сказал он наконец,
