Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис
Под письмом в защиту осужденных удалось собрать рекордное число подписей. Но нам мало. У здания Мосгорсуда — пикет. Приходят иностранные корреспонденты, Андрей Сахаров и другие правозащитники. Даже когда пришло сообщение о замене казни 15-ю годами лагерей, мы решили с соблюдением осторожности продолжить протестные акции против приговоров. Опыт с лейтенантским обмороком подсказал перспективное решение. Мышиная нора теперь казалась самым безопасным местом в Москве для «несанкционированных контактов». Особенно в выходные и праздничные дни. Зато от мышиниста требовалась сноровка, чтобы во время приема подпольных посетителей успеть обслужить еще и лавину зрителей.
Смешавшись с плотной людской массой, «подпольщики» незаметно проникали в душегубку. Внутри задерживались ровно столько, сколько требовали обстоятельства, цель визита и… острота обоняния. Спустя годы, мой друг Гасан Гусейнов будет вспоминать, как в те дни он обнаружил на внутренней стороне двери сортира в кинотеатре повторного фильма у Никитских ворот такой диалог:
— Пока вы здесь сидите, евреи сговариваются.
— А когда вас здесь нет, евреи сговариваются здесь.
Полная безысходность.
Некоторые письма протеста приходилось составлять мне. Другие приносил Миша Херсонский, итальянский переводчик (в Израиле он сменит имя на Ханани и переедет в Канаду, где будет выдавать себя за итальянца), или кто-то из молодежи.
На своем посту Лева нес нагрузку авиадиспетчера столичного аэропорта. Но однажды не справился. Вернувшись на мрачный и безнадежный север, пассажиры одного вагончика, возбужденные свежими впечатлениями о более счастливой жизни, разбежались кто куда. Самые целеустремленные из них бросились назад по шпалам в спасительный туннель. Другие заметались в поисках подполья, на худой конец, подстолья. Только бы подальше от ненавистной вонючей клетки. Но одна крупная белая особь застыла на порожке задника панорамы, приподняла голову, грозно обнажив зуб, и гордо уставилась в глаза своему истязателю. Лева смотрел на нее и тоже не двигался. Первым оправился от сеанса гипноза мышонок. Он привстал, вызывающе потер лапки, спрыгнул на стол, где лежало письмо и стал внимательно обнюхивать верхнюю строчку: «Президенту США Р. Никсону…». На третьей строке зверек прогрыз дырочку. В новой редакции появились нотки подхалимажа: «Гене[…]альному секретарю ООН…».
К началу массовой алии у мирового мышиного сообщества уже накопился некоторый опыт борьбы за права евреев. Активной борьбы! Осенью 1971 года, накануне визита в Оттаву Косыгина, в Канаде принимали грузинский ансамбль песни и пляски. На представлении в Монреале именно политически подкованные мышки под управлением “Лиги защиты евреев” сорвали музыкальный детант. Как только погас свет, под плавное кружение листовок в защиту осужденных на ленинградском процессе в зал выпустили пару дюжин белых мышей. К их хвостам были привязаны дымовые шашки. Зрители, визжа, повыпрыгивали из кресел. Представление было сорвано. Без единого выстрела.
РОМАНТИКА ИЛИ ПЛАМЕННЫЙ МОТОР?
Одних влекла романтика подполья. Они быстро усваивали правила конспирации и зорко следили за чистотой рядов. Они были и лучшими проводниками недоверия, которых КГБ ловко использовал для насаждения подозрительности и разобщения движения. Отбиваясь от предполагаемого провокатора, Лева Модель как-то во время «шаббатних» бдений у синагоги ткнул ему в нос просроченное удостоверение дружинника. Этого было достаточно, чтобы подозрение пало на голову бедного Левы.
Но были и пламенные борцы, вообще не заботившиеся о конспирации. Девиз Лени Гольдберга, например, был — ни дня без скандала. Он ловил каждую возможность для публичного эпатажа властей.
На Новом Арбате с большим пропагандистским резонансом шел документальный фильм В. Катина «Преступный курс сионизма». В фильме открывались для зрителя уникальные по тем временам фрагменты иностранной кинохроники. Мы организовали «культпоход» человек на 30, скупив первые ряды кинотеатра «Октябрь». Вот офицер отдает честь выходящей из здания Кнессета Голде Меир, а вот она обходит «наши» войска; а вот местные студенты устраивают шухер с поломанными стульями в нью-йоркском представительстве Аэрофлота и лондонском «Интуристе» — и все это — в нашу защиту; легендарный полководец Моше Даян совещается с Никсоном; а вот сцена боевых действий Шестидневной войны на Синае… Наши громкие одобрительные аплодисменты на этих кадрах перекрывают голос диктора Л. Хмары, повторяющего знакомые всем агитки. Но Гольдбергу этого мало. Он неистово глушит, освистывает участников советских антиизраильских митингов. В зале начинается шевеление — перепуганные зрители уползают на задние ряды, и мы остаемся в вакууме. А когда загорается свет, обнаруживается, что вдоль ступенек, ведущих к выходу по стенке растянулся взвод милиции. Но нас пока не трогают, ждут приказа. На этот раз обошлось.
Я упрекал Леню в культивировании инстинкта камикадзе. Он с горячностью парировал упреки:
— Враг, каким бы сильным он ни был, тоже должен считаться с опасностью и сопротивлением. Иначе мы будем поощрять безнаказанность и произвол. Если они применят против меня террор, — кричал он, — ты думаешь, я не отвечу тем же?
Я призывал его к сдержанности, а в душе по-черному завидовал ему. И он это знал. — Ты меньше, чем кто бы то ни было вправе называть меня камикадзе. У тебя на совести газировщица с простреленной жопой. Хочешь или нет — ты раньше меня преступил черту. Можешь оправдываться сколько угодно. Дело сделано. Ты пролил чужую кровь, пусть даже самую черную. Я никого не собираюсь звать к топору. На все бандитские жопы топоров не напасешься. Но надо кончать с унизительной игрой в подпольщину. — Газировщицу не трожь — это святое. — Надо было стряхнуть пафос, как термометр, пока этот Палах не устроил самосожжение на лобном месте. — И вообще… Я просил тебя забыть то, что я тебе рассказал. По всем признакам, синепогонникам ничего не известно об этой выходке, и сейчас не лучшее время для саморазоблачений. Подействовало. Гольдберг попритих. — Да пойми же ты, они загоняют нас в подполье. Но чем мы заметней, тем быстрей сгинут газировщицы.
Любое мероприятие с участием Гольдберга было чревато задержаниями. Этим, кстати, одна акция и закончится, правда, произойдет это уже… в Израиле.
Всего несколько месяцев спустя, в ноябре 71 года мы с Леней участвовали в акции протеста против открытия съезда израильских коммунистов. На Иерусалимском бульваре в Яффе в здании местного театра, окруженном молодыми коммунистами в белых рубашках и красных «пионерских» галстуках, уже собрались делегаты. Перед самым входом в здание на засаженной полосе бульвара кто-то поджигал чучело Брежнева. Черноглазая певунья Полина Найдина перешла «демаркационную линию» и, затесавшись в толпу белорубашечников, наклеивала им на задницы листочки со свастикой. Эту забаву она сама придумала как
