Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
– С чего начать рассказ о прадедах? – задумчиво проговорил Дмитрий. – Наверное, с их фотографии в день венчания, сделанной на этом самом месте, около собора. Я часто рассматриваю старый снимок и каждый раз завидую прадеду Александру и прабабушке Ане за посланную им великую любовь, о которой в нашей семье ходят легенды.
Ты знаешь, мои дедушка с бабушкой и мама с папой всегда жили в согласии, но я не видел на их лицах такого внутреннего света, который буквально льётся с дореволюционной фотографии. Такую любовь надо вымолить, выстрадать, заслужить…
«Как верно он говорит, – думала Аня, глядя на возвышающийся Крест в центре сквера. – Именно так: вымолить, выстрадать, заслужить, а не кидаться на шею смазливому парню потому, что твой избранник – душа компании. А потом, время спустя, стыдиться вспоминать о нём. Господи, пошли мне любовь огромную, – мысленно воззвала она к небесам, в глубине души осознавая, что мольба уже услышана и за плечами незримо встал Ангел.
* * *
«Господи, пошли мне огромную любовь», – загадал Дмитрий, с нежностью чувствуя, как в его руке пойманной синичкой дрогнули Анины пальцы.
Не отнимая руки, он продолжил разговор, тем более что он видел искренний интерес Ани и был благодарен ей за него:
– Моя прабабушка, купеческая дочь Анна Веснина, родилась в Ельске близ Олунца, а прадед Александр фон Гук – выходец из остзейских немцев, офицер Кирасирского полка.
Никаких благ, кроме титула, семья фон Гуков не имела и относилась к обыкновенному служилому дворянству, которое наравне со всеми сословиями, несло службу там, куда их посылал долг государю.
Когда тётушка Матильда Карловна задумала открыть пансион для девиц, то денег хватило лишь на то, чтобы выкупить здание в отдалённом городке. Не могу угадать по каким причинам, но она выбрала Олунец.
Таким образом, наезжая к сестре в отпуск, прадед Александр Карлович смог познакомиться со своей будущей женой. Перед свадьбой прабабушка Аня переехала в Санкт-Петербург. Знаю, что переезду предшествовала какая-то трагическая история, но не располагаю сведениями, в чём её суть.
В Петербурге молодожёны стали жить неподалёку отсюда, в Малой Коломне, и через несколько лет у них родился сын Серёжа – мой дед, а потом ещё девочка, которая умерла, не дожив до десяти лет. Испытания для семьи начались в четырнадцатом году вместе с началом Первой мировой войны.
Прадед, будучи полковником, ушёл на фронт одним из первых. Он воевал на Галицийском направлении, том единственном, где Русская армия одерживала победы. В Галиции воевал и поэт Николай Гумилёв. Ты, верно, помнишь его фронтовые стихи.
Приподняв подбородок, Дмитрий немного нараспев, но без всякого пафоса, продекламировал:
«Идущие с песней в бой,
Без страха – в свинцовый дождь.
Вас Георгий ведёт святой —
Крылатый и мудрый вождь.
Пылающий меч разит
Средь ужаса и огня.
И звонок топот копыт
Его снегового коня…»[8]
В одном из боёв прадед потерял левую руку, но покидать позиции не спешил, добровольно оставшись при штабе Десятой армии.
Революция застала Александра Карловича на фронте, а бабушку в Графском переулке, где у них была квартира…
Дмитрий рассказывал, а Аня слушала о семье баронов фон Гук, и ей казалось, что она знает их давным-давно и это знакомство не сиюминутное, а старинное, глубинное, но по какой-то причине прочно забытое.
Порой так бывает, когда встречаешь чужого человека и вдруг выясняется, что ваши родители дружили семьями, но потом знакомство угасло, оставив лишь след в фамильной памяти.
Во всё время их разговора к Поклонному Кресту непрерывно текла тоненькая струйка посетителей.
Сделав один шаг по газону, люди кончиками пальцев касались древка, шепча тихую просьбу или кладя к подножию пару тюльпанов, продававшихся неподалёку.
Обращал на себя внимание сухонький старичок в потёртом пиджаке. Опираясь на палочку и с опаской нащупывая почву перед собой, он ходил по дорожкам сквера и время от времени, оборачиваясь на Крест, накладывал на себя крестное знамение.
– Я часто вижу этого дедушку вблизи библиотеки, – заметила Аня.
– Я тоже. Говорят, что это известный учёный-геолог. Внук адмирала.
Дмитрий немного грустно улыбнулся, и Аня подумала, что он, как и она, любит благородных петербургских стариков, которых с каждым годом становится всё меньше и меньше.
– Ты рассказывал мне про бабушку Анну, – напомнила Дмитрию Аня.
Он согласно кивнул головой:
– Я остановился на словах о квартире в Графском переулке, откуда прадед ушёл на войну. К тому времени моему дедушке Серёже исполнилось десять лет и он, как все бароны фон Гук до него, учился в Константиновском кадетском корпусе.
К сожалению, я не застал дедушку в живых, потому что, когда родился мой папа, дедушке исполнилось пятьдесят лет, так что всё происходящее знаю лишь со слов отца, тоже Сергея. Если ты захочешь, я познакомлю тебя с ним.
Он снова несмело шевельнул Анины пальцы, и она так же осторожно ответила на его рукопожатие, не ответив ему ни да, ни нет.
– Красные комиссары пришли в дом к фон Гуку почти сразу после переворота.
«Именем революции, ваша квартира и все находящиеся в ней ценности конфискованы», – сказал командир бабушке Ане и дал пару часов на сборы.
«Всякая печаль и радость в руках Божиих. Придёт время, и каждый ответит за содеянное на Страшном Суде», – покорно ответила бабушка и, не став спорить, собрала в саквояж всё необходимое, что позволено было взять.
Как они узнали позже, хозяева из их дома, попытавшиеся отстоять свои права или оказать сопротивление, были расстреляны.
Устроилась бабушка Аня в бывшей дворницкой, где стояли мётла и вёдра с песком. Каморка была без окон, холодной, сырой, по стенам текло, но бабушка радовалась и такому прибежищу. Думаю, семья могла поехать к знакомым, которые не отказались бы приютить близкого человека, но бабушка боялась переменить место жительства.
– Если папа придёт с фронта, то он нас не найдёт. Мы будем ждать его здесь, – объяснила она сыну.
Боясь, что муж вернётся ночью и не сможет сразу разыскать семью, прабабушка Аня каждый день пришпиливала на дверь своего бывшего подъезда записку: «Саша, мы с Серёжей в дворницкой». Первое время новые хозяева квартиры над ней смеялись и сдирали записки. Но бабуля вешала их снова и снова. Почти целый год.
– Самое страшное – это потеряться, – внушала она Серёже и оказалась права.
В круговерти
