Виктор Ревунов - Холмы России
- Если что, заходите. Да провожу вас.
Строиков и Николай Ильич через двор вышли на соседнюю улицу.
- Вам туда;- показал Николай Ильич тростью па как бы перекрытый домом поворот улицы, виднелся лишь узкий просвет, в котором трамвай зарябил красной картинкой.-Совсем забыл. Что-то хотел подарить вам иа память. На углу постойте. Я сейчас,- Николай Ильич торопливо скрылся в воротах.
Строиков дошел до угла, хотел повернуть назад и вдруг увидел Серафиму, в платке, в новой стеганке. Перебегала улицу. Лицо издали показалось молодым, а вблизи осветилось улыбкой.
- Как по телефону с тобой, Алексей Иванович. Прямо на уголке, под часами.
- Судьба, значит, мне еще раз каблуками греметь, а то и вовсе без них ехать. Если ты собралась рубашку на себе рвать, такая у тебя привычка в себя вцепляться и терзать, давай договоримся. Рви сколько угодно, а когда я спокойно за уголок зайду, тогда уж ори. Сцену на уголке не устраивай. Мне же совестно, что женщины подумают, будто я от алиментов бегаю. Прежде хоть среди мужиков, скроешься, а сейчас и мужиков не видать.
В любом дворе задержут. Дай мне, милка, спокойно уехать.
Стройков остановился у витрины под парусиновым тентом. Напротив деревянный бар. Женщина за стеклом наливала пиво.
- Хочешь, угощу,- будто с повинной сказала Серафима.
Стройков отвернулся.
- После кружек бегать тяжело, а ехать и того пуще.
- А то в парк. Жасмин там, вино всякое. На живодерку успеешь.- Она слегка отвернулась в тень, отвела подол п, сжимая неуловимый, упруго ускользавший, лебяжий разлив ноги, достала из-за чулка свиток красненьких тридцаток.- Хорошо расстанемся. К дочке я собралась. На Волгу ее отправила. Завод там, самолеты делают. Буду работать.
- Жасмин, вино всякое. А кого у окошка ждала?
Любовника?
- Тебя.
- Чуткое твое сердце.
- Все дурман.
- Словно жалеешь о чем?
- В осень холодею, а тепла нет.
Николай Ильич показался. Шел быстро, помахивая тростью. Трость взблескивала. Завидев Серафиму и Стройкова в беседе, замедлил шаг.
- Убитого и убийцу бог рассудит. А не ты и нс он,- кивнула на Николая Ильича.- Все совесть изучает. Была у одного, да и того распяли. Спрашиваю, за что? Объясняет, а не понимаю.
Николай Ильич прошел мимо.
- Я потом,- проговорил он.
Остановился на той стороне, у булочной. Серафима отвела взор.
- Я и тещу его знала. Служила у нее. Садик был свой у окошек. Теперь другие живут. Садик запылился...
А ты, Алексей Иванович, чей гроб па горбу нес? И кого от души землицей со слезою пожалел? Выходит, гада?
- Опять понесло тебя, любезная.
- Как же? Разговор, будто я не за мужниным гробом шла. Не то воскрес. Второй в роду человеческом.
А не любили. Он тоже в мыслях желал, а наяву никак.
- После топора не воскреснешь.
- И свою могилу не сдвинешь. Барина пожалели и спрятали. А Астафий холуем остался, и гадом его показали. Унижали: не пролетарскими щами, а ловягиискими от него пахло. Подъедал. Вроде как пес. Надо бы не есть, а с голоду сдохнуть. Свет бы переменился - золотом и маслом счастье бы всем потекло. Ты святым духом питаешься? И откуда только силы?! Куда принесло, за кого-то погавкать.
- Ты полегче на таких поворотах! Успокойся.
- Про жасмин-то забыли, заговорились. Хоть и отцвел, а листики пахнут.
- Астафия жалеешь, а чего на могилку его плюнула?
- Ты, Алексей Иванович, в эти плевки не лезь. Ты со мной и чай не пил, и не видел меня. Лучше будет.
Жалела Астафня. Обманули его со всех сторон. Хоть бы один ход кто оставил. А плюнула потому, что дурак он.
И себя замучил, и меня. Приехала его помянуть, а не плюнуть. Но уж заодно. И помянула, и плюнула. Блюститель волнуется,- покосилась Серафима на Николая Ильича. Он заходил у стены булочной - туда и сюда.- Успокой. А я - вон по забору, за углом. Калитка там.
Обожду.
Серафима, оглянувшись, скрылась за углом.
Стройков от ворот магазина показал Николаю Ильичу на поворот на той стороне - у керосинной. Перебежал через мостовую.
Николай Ильич подошел. Протянул Стройкову вроде бы бронзовую круглую крышку.
- Лупа. На память. Открывается.- Из бронзы выдвинулось выпуклое стекло линзы в оправе.
- Погодите с лупой. Отсюда за воротами посмотрите.
Внимательно! - распорядился он.
За углом забора подошел к назначенной Серафимой калитке. Заглянул во двор, заваленный ящиками.
- Серафима!
Никто не ответил.
Стройков бросился к подъезду Николая Ильича:
"Может, эта калиточка?"
Постоял у двери в квартиру. Прислушался.
В подъезде застучала трость Николая Ильича.
- Что происходит?
- Дверь, дверь откройте,- поторопил Стройков.
Николай Ильич ключом открыл дверь.
Стройков оглядел комнаты и на кухне устало сел.
Взял хлеб, положил ломоть ветчины. Зажевал.
- Назначила свидание у калитки. А не оказалось,- проговорил он.- Вы от ксросинной по соседней улице шли?
- Да.
- Из ворот никто не выходил?
- Нет,- Николай Ильич сел на диван у стола. Обождал, пока гость доест хлеб, подумал: "Здравый мужик:
и желает и делает",- сказал:
- А теперь объясните мне, что происходит?
- Сам не разберусь.
- Кто должен был выйти из ворот?
- Не знаю.
- Кого-то хотели поймать? Так я понимаю?
- Давно Серафима на ваши окошки любуется?
- Любопытство женское. Ничего другого не нахожу.
Отдохните. Вы устали. Представляется и искажается.
В такие моменты, когда разум как бы поглощается сном, а чувства безудержно распалены, совершается непонятное в последующем. Что-то наподобие озарений: у художников с пользой для дела, у других горьким раскаяньем.
Что ей нужно? Одета, обута, в силах подработать, имеет и сбережения. Экономна. Селедочка, чаек. Дочка в детском садике - все лето на даче в Загорянке. Сама на Кавказе была, в Крыму. Что еще?
- Кто околачивается возле нее?
- Что вам ответить? Не запутать бы. Да и вы осторожны, а отсюда и моя расплывчивость в суждениях.
- Да скажите же вы!
- Попробуем разобраться. Поделим некоторые совершенно бездоказательные соображения на столбцы.
В одном-Желавин, в другом-Викснтий Ловягин и в третьем... нс знаю.
- Гордей Малахов!
- Вон вы куда, в кровавую виру.
Стоиков, согнувшись, сжал руками голову.
- Ничего не понимаю.
- Сговорщикн в убийстве.
- Банда.
- Вот вам и положение Дементпя Федоровича той и недавней поры... Лупу, лупу чуть не забыл.
Стройков подержал в руке оправленную бронзой лупу.
Опустил в нагрудный карман гимнастерки.
- Опять к Серафиме? - спросил Николай Ильич, - В столбцах трое, а в могиле...
- Живого держитесь.
Стройков походил на знакомом уголке под часами.
Поглядывал: не покажется ли Серафима?
"Что-то сказать порывалась. А я с вопросом, на чью могилку плюнула, затянул. Теперь сам отвечай. В сапогах войдешь, а без сапог выведут".
Мимо прошел Николай Ильич. На той стороне, у булочной, постоял, огляделся. Завидел Стройкова и устремился к нему.
- Нс заметили человека в плаще и в серой кепке?
- Не обратил внимания,- ответил Стройков.
- Зашла Серафима и сказала, будто Гордей Малахов хочет видеть меня: здесь, у булочной дожидается.
Стройков подбежал к подъезду Николая Ильича и осторожно подошел к двери квартиры. Половица вдруг осела под его ногами. Посмотрел. Гвозди торчали из дсщины. Встал на колени. Приподнял дощину - отвернул покруче, и пригнулся. В тот же миг что-то колыхнулось.
Удар в лицо ослепил тьмой. Стройков руками закрыл голову.
Дверь квартиры была приоткрыта.
Стройков поднялся и, пошатываясь, прошел на кухню. Сунулся под кран. В раковину стекала с водою кровь.
"Полотенце показала, а утерли вон как",- Стройков намочил носовой платок, отжал.
В ванной, перед зеркалом, смочил одеколоном ссадины и порванный синяк на скуле.
"Кто же это? Она или на кого-то нарвался заодно? - подумал, разглядывая в зеркале свое пострашневшее лицо.- Чем же так? Словно бы железками.Вдруг ощупал карман с пистолетом:-Здесь! Босичком надо было, тихо. А я на дорожку еще и подковался, на всю улицу сапогами гремел. Разукрасили. Такие столбцы".
Вышел за порог. Прислушался и осмотрелся. Невысокий побеленный свод и серые, глухие стены прохода.
Справа от двери прямоугольный проем. Поверху голубело узором окно из цветного стекла. В проходе, как в колодце, пошумливало.
Стройков приподнял половицу. В кирпичной кладке, между балкой под настилом и дубовым брусом порога - пустота размером с ящик. Програблил пальцами мусор на дне - раз, другой. Задымила пыль. Распрямил под дощиной гвозди, наставил в дыры по трещине и нажал.
Дощина плотно влеглась в проем. Сапогом затер шов, хотел захлопнуть дверь.
Вернулся к умывальнику. На кране, как с раздавленной клюковки, пятнышко. Замыл. В ванную заглянул.