Алька. Огонёк - Алек Владимирович Рейн
На дачном участке стоял четырёхкомнатный деревянный дом, с большой террасой и двумя печами. Большая печь отапливала коридор и три помещения: малую комнату, которую занимала моя бабушка, гостиную – в ней жили баба Марта с мужем и большую спальню их сына Эдгара с его жены Ольги. В доме была небольшая кухонька с печной плитой, имеющей единый дымоход с малой печью, обогревающей маленькую спаленку бабы Розы. В качестве топлива использовался уголь или торфяные брикеты, изредка берёзовые дрова, они обходились дороже. На участке также был летний домик из трёх комнат. В нём располагалась большая летняя кухня с крытой террасой и две спальни. В одной из них размещались мы с сестрой или кто-то из нас, когда гостили летом у бабушки, во второй останавливалась дочь Марты Белла с мужем. И был, кроме того, дощатый, диковатого вида сарай – бабушкина летняя кухня, которую она смастерила из досок и рубероида сама, чем очень гордилась. Внутри были самодельные небольшой обеденный стол, пара лавок, рабочий столик с керосинкой, стеллаж с банками и коробками. Полы на кухоньке были земляные. Летом бабуся готовила, ела сама и кормила меня с сестрой на этой кухне. Все сёстры вели раздельное хозяйство и питались раздельно, но раз или два в месяц баба Марта с мужем, Виталием Петровичем, уезжали вдвоём в Москву и привозили сумки внушительных размеров с продуктами, она получала кремлёвский паёк или что-то вроде этого. Тогда баба Марта накрывала большой стол со всякими вкусностями и приглашала всех.
Эдгар работал то ли руководителем на серьёзном оборонном предприятии, то ли ведущим специалистом, супругу его звали Ольга, это была очень милая интеллигентная женщина, Белла закончила Московский госуниверситет, её супруг был художником, вроде бы он работал в детском журнале иллюстратором, имя его не отложилось в моей памяти. Иногда он любил со мной повозиться, помнится, я срисовал с журнальной иллюстрации пейзаж Левитана и принёс ему похвастаться, я любил прихвастнуть, да и сейчас водится такой грех за мной, особенно если немного выпью. Усадив меня к себе на колени, он стал разбирать мой рисунок и, приглядевшись, спросил: «А ты Левитана сюда не примазал?» Я гордо отверг это предположение, но сестра моя, присутствовавшая при процессе «слизывания» мною пейзажа с репродукции Левитана, громогласно заявила: «Я видела. Это он из журнала срисовал». Я, уличённый в плагиате, стал, как любой честный жулик, доказывать свою правоту и невинность, и муж Беллы, видимо, желая разрядить обстановку и помочь мне не врать дальше, сказал: «Да ладно, он, наверно, по памяти рисовал», – но Катька, зараза, продолжала резать правду-матку. Вот ведь змея.
На даче в открытом доступе хранились пневматическое духовое ружьё с нарезным стволом, такие духовушки до сих пор можно увидеть в любом парковом тире, и берданка – охотничий гладкоствольный дробовик с винтовочным затвором. Где находятся свинцовые пульки для духовушки, я знал и, набрав полный карман, часами лупил по самодельным мишеням, шишкам, яблокам на ветке. Со временем я натаскался так, что для меня не было проблемой, держа духовое ружьё на весу, сбить воробья, сидящего на ветке на вершине яблони, а яблони были у нас в саду старые и весьма высокие. Все, проживающие на даче бабушки, поддерживали эти мои экзерсисы, наверно, для революционеров с оружием в руках, участвовавших в свержении царского режима, это было нормой, полагали, что смена боевая подрастает, но вот у детей бабы Марты было другое мнение. Однажды, когда я стал демонстрировать свои успехи в стрельбе по птахам, муж Беллы попытался втолковать мне, что убивать беззащитных птичек просто так, для тренировки в стрельбе нехорошо. Я начал дискутировать, мол, а как же охотники? Но был разгромлен – охотники то добывают пропитание, а ты просто убиваешь живых симпатичных птичек для интереса. Не скажу, что он меня убедил полностью, я просто решил для себя не стрелять пташек в его присутствии. Через пару недель он привез на дачу детский журнал, открыл его и сказал мне, прочитай. Я прочитал, это было стихотворение про вредного мальчишку по имени Алик, помню, что заканчивался он примерно такими строчками: «Он украдкой из рогатки птичек маленьких стрелял…Алик, твой поступок гадкий осуждает наш журнал». Рассказ был проиллюстрирован рисунками весьма неприятного вида пацана с рогаткой, весьма смахивающего на меня. Не знаю почему, но стишок этот на меня подействовал, и в птиц я больше не стрелял. Белла и её муж, Ольга оставили в моём сердце тёплый след как люди обаятельные, образованные и симпатичные, Эдгара я видел редко, он мне казался человеком довольно замкнутым. У Беллы, а потом у Ольги родились сыновья, мои троюродные братья, старшего звали Владимир, младшего – Александр.
Стишата эти я потом нашёл у Агнии Барто, по смыслу я запомнил их точно, да и по тексту весьма близко. Вот она сила печатного слова, охренеть.
Когда яблоки созревали, пацаны частенько зорили поселковые сады, и Эдгар смастерил систему охранной сигнализации вокруг яблоневого сада. Система была по нынешним временам очень простая, он обтянул весь сад по периметру ниткой, подвижно закреплённой на невысоких столбиках, концы которой были закреплены к датчикам небольшого конечного выключателя. Когда нитка рвалась, конечник срабатывал, на прибор охранной сигнализации поступал сигнал, и звучал громкий звонок. Задумано было неплохо, но поначалу звонок звенел постоянно, поскольку нитку рвали мы сами, просто забывали про неё, она была малозаметна, рвала её Чита и даже кот, погнавшись за кем-то в саду, и поэтому, когда звонок сработал в очередной раз, никто и не пошёл смотреть, кто порвал нить. Виталий
