Дар - Элеонора Бостан
Но самое невообразимое, то, что лишало разум всей привычной картины мира, выбивало опору из-под ног и выбивало воздух из легких, как удар невидимой руки – грудь этого человека размеренно поднималась и опускалась. Он дышал.
Где-то позади в другой галактике рыдала Рита, повторяя что-то снова и снова, а Аннета как будто оказалась в вакууме. Ничего не было вокруг, ни заката, ни озера, ни голоса той, кого она любила больше жизни. Только звон в ушах и ком в груди. И поднимающаяся грудь незнакомца. Двигаясь, как будто плывя в этом вакууме, Аннета подошла вплотную, и тут уже ее ноги отказались ей служить – она тяжело опустилась на траву, так же прикрыв рот одной рукой, а вторую осторожно вытянув перед собой. Она хотела коснуться, чтобы поверить, как Фома, но рука замерла, не смея дотронуться до этого чуда.
– Он дышит, – одними губами сказала она, моргая часто-часто и глядя непонимающим взглядом на человека в траве. – Это ведь он?
В ее лишенный звуков мир вдруг ворвались всхлипы, а потом чьи-то руки начали трясти ее за плечо.
– Он дышит! Дышит! Это ведь Антон, да? Мне ведь не кажется?
– Нет, – так же без голоса ответила Аннета, – он дышит. Но он…Я не знаю, Антон ли он.
– Он жив, он не умер… или ожил! – Рита прижалась к ней, выглядывая из-за плеча, как будто боялась этого незнакомца, боялась, что он вдруг откроет совершенно чужие глаза. – И он не болен! Или это не он? Как такое возможно??
Так же, как и молнии, сошедшие с небес, подумала Аннета, так же как и бури, не оставляющие следа. Но в глубине души она тоже боялась. Боялась его. Боялась увидеть глаза незнакомца. Очевидно, он вернулся оттуда, откуда не возвращается никто, откуда нельзя возвращаться. Или это вовсе был другой человек. И она не могла сказать, что пугает больше.
Одежда на этом двойнике Антона была тоже совершенно сухая и сидела плотно, потому что на костях снова появилась плоть, веки были плотно закрыты, рука возле головы лежала так небрежно, как будто этот человек сладко спал у себя в спальне, а не в траве возле озера после невообразимой бури. И после собственной смерти.
– Что будем делать? – шепотом спросила Рита после того, как они разглядели незнакомца. Внимательно и в тишине, даже Рита перестала плакать, как будто боялась нарушить его покой. – Я боюсь…
Она не договорила, но в этом не было необходимости, они испытывали совершенно одинаковые чувства.
– Я тоже. – Так же шепотом ответила Аннета. – Но не можем же мы просто сидеть здесь всю ночь.
При мысли о том, что они останутся в этом месте в темноте, наедине с этим человеком – если он человек, подумала Аннета и вздрогнула – ей стало по-настоящему жутко, а по коже пошли мурашки.
– Нет, мы должны все выяснить до захода солнца, – решительно сказала она, хотя сама не представляла, как сможет протянуть руку и дотронуться до него, не говоря ж о том, чтобы разбудить. Но Рита ждала от нее действий, и так уж сложилось, что «ледоколом» в их паре была она.
– Мне так страшно почему-то, – прошептала Рита, еще плотнее прижимаясь к ней, – а вдруг он.. ну, не знаю…
– Я тоже об этом думаю, – кивнула Аннета, не сводя глаз со спящего человека, – но выбора у нас нет. Не оставим же мы его. Это ведь… наш Антон! И он жив!
– Если это все еще он, – срывающимся голосом прошептала Рита. – Но ты права, надо действовать. Пожалуйста, я не могу…
И она обхватила Аннету руками, прячась за ней, как ребенок, испугавшийся незнакомца. Видимо, это предстоит делать мне, подумала Аннета, а за этот день я, кажется, потратила весь запас смелости, отпущенный мне на жизнь. Но выбора не было, а она в жизни только и делала, что шла наперекор страху и обстоятельствам. Пусть это было самым необычным и трудным испытанием, она сумела собрать волю в кулак, глубоко вдохнула, выдохнула и медленно начала приближать руку к незнакомцу. Все равно, нет ничего хуже неопределенности, подумала Аннета, нет ничего хуже, чем застрять между. Так что…
Ее рука двинулась вперед, замерла над плечом спящего человека… а потом веки его дрогнули, он шевельнулся и открыл глаза.
***
Кто-то звал его по имени, нежно и ласково. И ему было хорошо, так хорошо и спокойно, как не было, наверное, никогда в жизни. Он был где-то, воспоминание улетело, как ветер сквозь пальцы, его невозможно было удержать. Не осталось даже образов, только чувства. Чувство чего-то светлого и невообразимо прекрасного. И легкость, и покой, и блаженство. Он возвращался, плыл на зов этого нежного голоса. Откуда? Это уже ушло, безвозвратно, и Антон испытывал легкую грусть, но вместе с тем и чувство правильности. В конце концов, с ним осталась эта волшебная аура безмятежности, и, нежась в ней, невозможно было испытывать никакие негативные эмоции.
Голос звал, манил за собой, выводя его из нежной-золотистой пелены куда-то, и Антон послушно плыл за ним туда, где все обретало четкость. Постепенно эта аура трансформировалась в мягкий золотистый свет, проникающий в его глаза, он выходил из нее, как бабочка из кокона, и когда последние ее остатки рассеялись, размытая мягкость окутывающая его тело, превратилась в имеющую четкие ощущения мягкость травы. Он вернулся в тело или сознание, и теперь, еще до того, как окончательно проснуться, его душа или сущность или просто его Я снова осваивалось в вверенном ему теле, как пилот, вернувшийся на борт корабля, проверяет связь и работу всех систем и механизмов. У меня есть тело, подумал он, у меня есть глаза, и я вижу свет, я чувствую руки, я чувствую ноги – они болят почему-то. И я лежу, на чем-то мягком и прохладном. И мне удобно. Я чувствую прохладу вокруг меня и тепло на моей коже. Я чувствую запахи. Я слышу… слышу голоса людей?
Он понимал, что вынырнет из этого уютного состояния дремы, но хотел оттянуть этот момент. Он не знал, что ждет его за этой пеленой, но в ней было так чудесно! Он не помнил, как оказался в ней и почему. Не помнил, кем он был и кем стал, не помнил ничего, кроме света, торжественности и блаженства. Вряд ли такое повторится в мире, в который его неумолимо выбрасывала какая-то
