Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Настало время разобраться с Дачесом.
Снова подняв его под руки, Эммет выволок его в прихожую, а оттуда — на траву.
Когда Эммет с Билли решили взять свои доли и оставить Дачесу его, Билли заставил Эммета пообещать, что он не причинит Дачесу вреда. Но с каждой минутой возрастала опасность того, что Дачес придет в сознание и подкинет новый ворох неприятностей. Эммету нужно было что-то придумать, чтобы выиграть пару часов. Чтобы успеть навести порядок в доме и отъехать подальше.
«Багажник “кадиллака”?» — подумал Эммет.
Но как только Дачес придет в сознание, он или быстро выберется из багажника, или не выберется вообще — оба исхода нежелательные.
Сарай?
Нет. Двери снаружи не запираются.
Пока Эммет смотрел на сарай, ему в голову пришла другая — интересная — идея. Но тут Дачес у его ног вдруг застонал.
— Черт, — выругался Эммет.
Он посмотрел вниз и увидел, что Дачес мотает головой — почти пришел в себя. Дачес снова застонал, и Эммет оглянулся проверить, нет ли поблизости Билли. Потом наклонился, поднял Дачеса за воротник и ударил в лицо.
Дачес успокоился, а Эммет потащил его к сараю.
Двадцать минут спустя они были готовы ехать.
Билли, как и следовало ожидать, отлично справился с наведением порядка в кабинете. Все книги стояли на полках, бумаги лежали в лотках, а ящики вернулись на места. Только бюст Авраама Линкольна он не передвинул — слишком тяжелый. Когда Эммет поднял его и стал искать, куда бы поставить, Билли подошел к столу.
— Сюда, — он показал пальцем на место, где едва виднелись следы от квадратного основания скульптуры.
Билли ждал Эммета у двери в кухню, а Эммет, заперев передние двери и дверь в прихожую, напоследок еще раз осмотрел дом.
Вернувшись к спальне на втором этаже, он замер на пороге. Он собирался оставить все именно так, как было. Но, увидев пустой коричневый пузырек, Эммет положил его в карман. А потом в последний раз попрощался с Уоллесом Вулли Мартином.
Закрывая дверь, Эммет заметил на кресле свою старую школьную сумку и понял, что где-то в доме должна быть еще та, которую взял у него Дачес. Проверив все спальни, Эммет обыскал гостиную и нашел ее на полу рядом с диваном, на котором Дачес, должно быть, ночевал. Уже повернувшись к кухне, Эммет вспомнил про шляпу и забрал ее с кресла.
Когда они проходили мимо пирса, Эммет продемонстрировал Билли, что с Дачесом все в порядке. Сумку и шляпу он бросил на переднее сиденье «кадиллака». В багажник «студебекера» положил два бумажных пакета: в одном — мусор из кухни, а в другом — их доля от наследства. Взявшись за крышку багажника, он вспомнил, как всего девять дней назад вот так же получил наследство от отца: деньги и цитату из Эмерсона — полуоправдание, полунаставление. Эммет проехал полторы тысячи миль не в том направлении, впереди лежали еще три тысячи, и он чувствовал, что силы, заложенные в нем, не имеют подобных в природе, и лишь ему одному дано узнать, на что он способен, а это не прояснится, пока он не испытает себя.
Захлопнув багажник, Эммет сел за руль и повернул ключ зажигания.
— Я думал остаться в мотеле на ночь, — сказал Эммет брату. — Но, может, лучше заедем за Салли и сразу рванем в Калифорнию?
— Хорошая идея. Давай заедем за Салли и сразу рванем в Калифорнию.
Пока Эммет разворачивался, Билли взялся за карту, стал ее изучать — и вдруг наморщил лоб.
— Что не так? — спросил Эммет.
Билли покачал головой.
— Вот самый короткий маршрут.
Билли ткнул пальцем в Вуллину красную звезду и провел на юго-запад по дорогам, ведущим от дома Уолкоттов в Саратогу-Спрингс и Скрантон, а потом на запад в Питтсбург, к выезду на шоссе Линкольна.
— Который час? — спросил Эммет.
Взглянув на часы Вулли, Билли сказал, что сейчас без одной минуты пять.
Эммет указал на другую дорогу на карте.
— Если вернемся так же, как приехали, — сказал он, — сможем начать на Таймс-сквер. А если поторопимся, увидим, как зажигаются огни.
Билли взглянул на него округлившимися глазами.
— Правда, Эммет? Мы правда можем? Но ведь так мы выбьемся из графика?
Эммет притворился, что задумался.
— Да, думаю, немного выбьемся. А какой сегодня день?
— Двадцать первое июня.
Эммет нажал на газ.
— Значит, если хотим быть в Сан-Франциско к четвертому июля, у нас есть тринадцать дней на то, чтобы пересечь континент.
Дачес
Когда я пришел в себя, мне показалось, что я плыву — как будто лежу в лодке солнечным днем. Как оказалось, так все и было — я лежал в лодке солнечным днем! Потряс головой, чтобы прояснить мысли, оперся руками о борта и поднялся.
Не скрою: в первую очередь я обратил внимание на открывшуюся передо мной красоту. Никогда не был деревенской птичкой — на просторах мне, как правило, неуютно, порой даже страшновато — но в этом пейзаже было нечто чрезвычайно приятное. Сосны над озером, льющийся с небес солнечный свет, легкая рябь на поверхности воды. Поневоле вздыхаешь при взгляде на это великолепие.
Но, к счастью, боль в пятой точке привела меня в себя. Оказалось, что я сижу на куче беленых камней. Взял один камень, чтобы рассмотреть поближе, и заметил засохшую кровь — и на руке, и на рубашке.
Тут я вспомнил.
Эммет ударил меня прикладом!
Он влетел в кабинет, когда я пытался открыть сейф. Мы не сошлись во мнениях, повздорили, око за око и все такое. Я поразмахивал ружьем для большей драматичности — направил дуло куда-то в сторону Билли. Но Эммет все не так понял, выхватил ружье и съездил мне по носу.
Возможно, он мне его даже сломал. Это объяснило бы, почему так тяжело дышать.
Я поднял руку, чтобы ощупать рану, и услышал рев мотора. Обернувшись, увидел канареечно-желтый «студебекер» — он развернулся, на мгновение замер и с ревом рванул прочь от дома Уолкоттов.
— Стойте! — крикнул я.
Но только я наклонился вбок, чтобы позвать Эммета, как лодка накренилась.
Отшатнувшись от края, я осторожно вернулся на середину.
Ладно, подумал я, Эммет вырубил меня ружьем.
