Исповедь царя Бориса - Сергей Калабухин
Лидин выключил компьютер, рухнул на диван и задумался. Может, всё же съездить завтра в Пески? А вдруг случится чудо, и там найдётся интересный материал для статьи? Кому бы сесть на хвост? Не охота двадцать минут трястись в душной электричке, да и до вокзала из его микрорайона добираться на маршрутке полчаса. А в Песках, как сказала Соловьёва, от станции ещё километра два по лесу пилить…
Игорь начал перебирать в уме известных ему коломенских поэтов и бардов.
— Петров! — вскрикнул он. — Вот кто мне нужен.
Александр Николаевич Петров был известным в Коломне бизнесменом. Что он конкретно делал, каким бизнесом занимался, Игорь не знал и не интересовался. Он со своими ребятами просто занимался отделкой нового особняка Петровых. Дом был довольно большим, и к нему прилагался огромный участок земли.
Оксана, жена Петрова, конечно, нигде не работала. Но она была дипломированным специалистом по ландшафтному дизайну, о чём с гордостью поведал Игорю Петров при первой же их встрече. Оксана сама разработала дизайн сада, и ребята Лидина помогли воплотить её фантазии в реальность. Там был и бассейн, и выложенный камнем небольшой пруд, в который Петровы запустили каких-то рыб, и искусственный водопад, и горбатые мостики над узким ручьём, и ажурные беседки, и цветочные клумбы и прочие «чудеса природы».
В свободное от «заколачивания бабок» время Петров сочинял стихи и даже печатал их в «Коломенском тексте», одним из постоянных спонсоров которого являлся. Не мог он пропустить фестиваль в Песках! Лидин достал визитницу.
Петров снял трубку почти сразу, на втором звонке.
— Да, я там участвую, — обрадовал он Игоря. — Завтра как раз будут подводить итоги, так что ты, друг, немного опоздал. Но можешь посмотреть, как будут награждать победителей.
— А ты не мог бы взять меня с собой? — спросил Лидин.
— Что за вопрос? — засмеялся Петров. — Будь готов к девяти утра, я за тобой заеду.
«Одна проблема решена», — с облегчением улыбнулся Игорь.
Вдруг громко хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Галка.
— Ты почему не на даче, с мамой? — встревожился Лидин. — Случилось чего?
— Да вот пришлось Светку из Песков в медпункт везти, — с досадой пробурчала дочь. — Клещ её укусил.
— А чего вы забыли в Песках? На фестивале, что ль, тусовались?
— Да, — удивлённо взглянула на отца Галка. — А ты откуда знаешь про фестиваль?
— Завтра еду на закрытие, — многозначительно ответил Лидин.
— С чего вдруг? — подозрительно сощурилась Галина. — Ты ж современных бардов не признаёшь, слушаешь только Высоцкого да Визбора.
— Не только. Ещё Булата Окуджаву уважаю.
— Так их там не будет! — съязвила Галка. — Они ж умерли давно.
— И это очень жаль, — вздохнул Лидин. — Мне посчастливилось живьём одного лишь Высоцкого повидать, когда тот приезжал к нам в Коломну с концертом. Визбора с Окуджавой только по телевизору видел. А тебе кто нравится?
— Из нынешних? — уточнила Галина.
— Из тех, кто сейчас в Песках.
— Некоторые. А что?
— Да вот, хочу статью об этом фестивале написать для «Коломенской правды». Материал нужен.
— Правда? — обрадовалась Галка. — Ты опять будешь писать для газеты?
— Попробую. Так что ты мне можешь рассказать?
— А чего зря болтать? — пренебрежительно махнула рукой Галка. — Завтра сам всё увидишь. На Голубых озёрах было интересней. Народу там собиралось до десяти тысяч, а в Пески сотни три-четыре всего приехало. Да ещё клещи эти дурацкие! Сам видишь, какая сейчас жара, а тут эти сволочи весь лес заполонили. Светке в такое место один залез, что…
— Ладно, ладно, — прервал дочь Игорь. — Про Светку мне не интересно. Ты про бардов давай.
— А что про них говорить-то? — дёрнула плечиком Галка. — Их слушать надо. Конечно, в Песках знаменитостей меньше, не то что на Голубых озёрах, но зато и выступления бездарей гораздо меньше терпеть пришлось. Сейчас же любой, кто научился бренчать на гитаре и рифмовать кое-как слова считает себя бардом.
— Много там знакомых встретила? Кто там верховодит-то?
— Да там большинство — песковские, коломенцев мало. Рекламы-то никакой нигде не было, ты вот слыхал что-нибудь про этот фестиваль? Вот и мы со Светкой случайно узнали. Приезжих я вообще никого не знаю. А шустрят в основном наши, институтские, — скривилась Галина. — Главная — Корнеева, моя преподавательница, русскую литературу нам читает. Подруги её поварами устроены, кашу и чаи варят. И студенты-любимчики на подхвате.
— А ты в любимчиках не состоишь?
— И я состою! Но территорию от мусора чистить, — начала загибать пальчики на руке Галка, — палатки ставить, гробы эти — биотуалеты — устанавливать, сцена, аппаратура, щиты рекламные, скамейки… Оно мне надо?
— Так не бесплатно же, наверно?
— А я знаю? Мне это — до лампады. Пахать в такую жару!
— Значит, доча, ты мне ничем помочь не можешь?
— Ладно, поеду с тобой завтра, покажу там всё. С Корнеевой познакомлю…
Откровение первое
— Проходи, Фёдор. — Царь со стоном сел на постели и опёрся спиной на высокую стопу набитых птичьим пухом подушек. — Все вон! — Махнул он вялой рукой. — Будете нужны — покличу.
Царевич проводил тревожным взглядом испуганных холопов, несущих окровавленные рушники и ендову, наполовину полную чёрной густой крови, кивнул озабоченно хмурящемуся Фидлеру. Личный лекарь царя поклонился Фёдору и, пряча глаза, быстро прошмыгнул за дверь.
— Садись сюда, у меня в ногах, — хрипло приказал Годунов, вытирая чистым рушником выступившую на лице испарину. — Тихо говорить будем, неча страже и холопам нашу беседу слушать.
— Может, я завтра приду, батюшка? — робко спросил Фёдор, нерешительно садясь на краешек царской постели. — Вижу, нездоров ты…
— Не перечь мне! — Грозно сверкнул воспалёнными очами Годунов. — Потому и позвал тебя сегодня, что нездоров. Видать, недолго мне осталось… Не перечь, говорю! Фидлер юлит, виляет хвостом, лиса немецкая, но я-то вижу: боится он мне правду сказать. Значит, всё — хана.
Царь окинул тоскливым взглядом горящие свечи, груды книг и свитков на столе и перекрестился на иконостас.
— Ты, сын, после меня на русский трон сядешь. — Царь испытующе взглянул на Андрея. Тот поёжился и тоже перекрестился. — Что, страшно?
— Очень, батюшка… — Царевич облизнул пересохшие губы.
— Знаю. — Годунов вздохнул. — И мне страшно было, хоть я и правил Россией вместо царя Фёдора почти тринадцать лет до того дня, как он умер, и народ позвал меня
