Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
– Погоди, Аркадич. Сначала надо эту фигню занавесить.
Петрович направился к восточной стене. У древних скандинавов в ней обычно находились так называемые входные «женские двери». Здесь были двери двух туалетных комнат и двух душевых. В одном из проемов висело большое зеркало. Это зеркало Петрович стал занавешивать клетчатым покрывалом.
– Не будем мешать Профессору, – между делом пояснял Драйвер. – И он пусть за нами не подглядывает. У них, так сказать, своя свадьба. У нас – своя… Что ты на меня затаращился? – не оборачиваясь, спросил Петрович и обиженно продолжал: – Зря ты! Мы, карелы, врать не умеем. Мы, даже когда врем, говорим правду. Истинно, истинно говорю тебе: три гостя – три свадьбы… Пока вы с Сашкой рыбачили, Профессор наш отоспался, и ему кушать захотелось. Я ему на мельницу повариху командировал. Она ему и накрыла, и налила. Она у нас – не красавица. Но целый день возле плиты. Женщина огненная! Больших бородатых мужчин всегда выделяла. У них там теперь тоже, так сказать, началась реконструкция. Ну и Господь им навстречу!
Сокольцев закашлялся.
Петрович к нему обернулся, сочувственно глянул и объявил:
– Ну ладно. Ты кашляй пока. А я пойду, это самое, насчет ужина.
Он хотел уйти. Но Митя перестал кашлять и преградил ему дорогу.
– Я думал, вы со мной шутите и сочиняете. Но мы с Сашей пошли гулять, и я понял, что Граница или что-то похожее на нее действительно открылась, – сообщил Дмитрий Аркадьевич.
Зеленые Петровичевы глаза сразу будто остекленели.
– Нет, Аркадич. До границы здесь далеко.
– Я не о той. Я о Рае, о которой вы мне рассказывали.
– О какой такой Рае? Ничего я вам не рассказывал. Это вы со мной шутите и сочиняете.
Ни малейшего удивления не отразилось на лице Драйвера. Своим прозрачно-голубым взглядом Митя прямо-таки впился в Петровича, а тот его взгляду будто противопоставил свой остекленело-зеленый. Не обращая внимания на возражения Анатолия, Сокольцев продолжал:
– Как только мы свернули на реку, она мне предъявила листочек, который сам по себе висел в воздухе… Потом нам в лицо подул сильный ветер и полетел тополиный пух. А у вас нигде нет тополей!.. И я подумал, что, наверное, щель открылась. Я забыл, как вы ее называете.
– Я называю? – переспросил Драйвер, едва шевельнув губами.
– А дальше – осина, – упрямо продолжал Сокольцев. – У нее трепетали листья. А рядом были деревья, у которых листья оставались неподвижными.
– Осины часто, как вы говорите, трепещут.
– Так и Саша сказал… А потом я увидел корягу. Она плыла против течения. Как будто живая. Я даже сперва подумал, что это ондатра или кто-то еще. Но я потом вспомнил, как вы в лодке упомянули, что даже простая коряга, плывущая по воде, может быть йохи… Я правильно запомнил?
– И Сашка корягу видел?
– Саша не видел. Он почти ничего не видел. Из того, что мне… предъявлялось, как вы говорите.
– Ну, значит, вам показалось. Вы человек нездоровый. Вам и в лодке все время что-то мерещилось.
Взгляд у Драйвера перестал быть стеклянным. Глаза заморгали.
– Не много ли мне мерещится?! – воскликнул Сокольцев. – Мне потом встретилось очень странное дерево. Наверху – птица. У корней – змея. А по стволу скачет белка. Древние скандинавы называли ее Рататоск. Ну прямо…
– Не ври! – часто моргая, прервал его Петрович, переходя на «ты» со своим собеседником. – Змею ты на самом деле не видел.
– Не видел, – сознался Митя.
– А Сашка и белки твоей не заметил, – добавил Драйвер. На правом глазу у Петровича виднелись густые и длинные ресницы, а на левом будто вообще не было ресниц, и этот глаз моргал чаще, чем другой.
– Зато мы оба видели двух черных воронов, которые с нашего берега перелетели на противоположный. Они-то уж точно, по-вашему, йохи, – ничему не удивляясь, возразил Дмитрий Аркадьевич.
– Не вопрос. Во́роны, как говорится, – и в Африке во́роны! – Драйвер перестал моргать, и глаза у него забегали по сторонам. А Митя наседал:
– Так мы дошли до острова. И тут с другого берега на него наполз туман. Я такого тумана никогда не видел. Он был какого-то серо-желтого или желто-серого цвета. Будто волчий. И как бы подсвеченный изнутри. Он словно колоколом накрыл остров, а справа и слева от него все было ясно и отчетливо видно. И туман обычно над водой висит…
Стреляющий в разные стороны взгляд Петровича в этот момент уперся в лицо Дмитрию Аркадьевичу, и Драйвер будто продекламировал:
– Таинственны туманы над болотами. Особенно ближе к вечеру.
Не обращая внимания на эти слова, Митя настаивал:
– Этот туман, который, как вы мне объяснили, – самый мощный из йохи, драйверов… он мне стал предъявлять. Сначала сквозь него я увидел длинный дом, похожий на наш. Но наш ведь в другой стороне!.. Затем в воде перед туманом отразилась собака. Или, может быть, волк. Но потом туман на секунду рассеялся, и я увидел, что это пень отразился в виде животного.
– Ну, да. Ну, похоже… Они любят такие обманки, – согласно кивнул Петрович.
– Потом кто-то внутри этого тумана словно разжег костер, – продолжал Митя. – Я видел языки пламени. И даже дымом оттуда потянуло.
– Они вам костром на костер ответили. Как-то так. Вы ведь тоже костерок разожгли.
– Кто они? – Сокольцев наконец расслышал своего собеседника. Но теперь Петрович перестал слышать Митю.
– Знающие люди эту речку Волхвянкой или Бесянкой называют. Речка особая. А Сашка стал в ней рыбачить, кидать свои воблеры-шмоблеры. Они этого не выносят.
– Кто эти самые они, Петрович?! – настойчиво повторил вопрос Дмитрий Аркадьевич.
– Да карлики. Кто же еще? – ответил Драйвер и подмигнул левым глазом.
Митя разочарованно вздохнул.
– Вы ведь сами нам недавно объяснили, что карлики в этих местах лет сто или двести назад перевелись.
– Ну да, объяснил. Но другие-то люди остались.
– Кто остался, Петрович?!
– А кого ты хочешь, чтоб я тебе предъявил? – подмигнул правым глазом Драйвер. – Давай скажем: саамы.
– Саамы?.. Не хочу саамов. Какие саамы на Ладоге?
– Зря не хочешь, Аркадич. Они когда-то и здесь жили. Это потом их сменили карелы. Они, саамы, между прочим, делятся на три рода: саамы-олени, саамы-тюлени и саамы-вороны. У лесных саамов душа во́рона… Они-мне и рассказали, как вы с Сашкой на речке баламутили.
Митя хотел возразить. Но Петрович его упредил:
– Хорошо, не вопрос. Не хочешь о саамах – давай о памах, или о «чуди белоглазой». То еще хулиганье! Из деревни в деревню топорами перебрасывались. Жили богато, много сокровищ имели. Но потом ушли под землю, города там построили, а входы, это самое, камнями завалили… В ночи они иногда светятся
