Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
своей светлой музе проговариваюсь дома о тяжком впечатлении: глаза убийцы, не дают уснуть… реагирует она нежно и по-детски:
– Бедненький…
губы её небольшие, но полные… влекущие ощупать их тотчас своими губами, вкусные, как вся её доверчивая юность. но эти же слова возвращают меня к мысли о долге: уж коли встрял… да и интересно, в чём там дело.
День второй
приходят присяжные теперь сами в этот же 408-й зал – многие опаздывают, суд ждёт, ведь это суд присяжных. кто-то пока пьёт растворимый кофе, бодрится – домашний их быт пенсионный перенёсся сюда, привычки тоже шагнули. в сочетании со вставными челюстями этот псевдокофе даёт резиновый душок, но это для внутреннего пользования и для сидящих в непосредственной близости. внешний же, обманывающий и соблазнительный, запах совершенно натурального кофе – кстати. он создаёт уют, столь необходимый нашей присяжной части этого лентопротяжного механизма Мосгорсуда. гляжу из окна, на цилиндр, тянущий на себя всю конструкцию. за ним – трамвайные рельсы за оградой и… кладбище под деревьями. старенькие голубые металлические, крашеные крестики витые, на них снег лежит ещё.
да-с: символично-то как! вот суд, из нашей кубической части в цилиндрическую, только для судей открытую, идут лентой в бумажном виде судьбы подсудимых, дальше за цилиндром трамвайные рельсы, символический механизм казни, и – кладбище. мне уютно у этого окна, приземлил свой дипломатообразный сумец на подоконник, присяжные глядят, говорят меж собой… да, на старосту я не похож, хоть и вырядился снова в джемпер с галстуком. так, студент какой-то у окошка, неприкаянный йозЭфка… наконец, из наших закулис выводит народных судей толстопопая Вера (сегодня к поясу у неё приторочена маленькая игрушечка, медвежонок-брелок для мобильного).
ряд присяжных выстроен напротив сидящих ближе к нам в профиль супругов Хореевых, свидетелей и обвинителей, и сидящего точно напротив нас, к нам лицом в аквариуме Киллерова. предчувствующий длительность процесса Штумберг, сидя, по-деловому спокойно даёт слово свидетелям обвинения, то есть им самим сперва. родители убитого рассказывают, что произошло, как они узнали. мама начинает, Елена Леонидовна… мама с папой похожи – полные, невысокие, темноволосые жители наукограда Зеленограда, средних лет. город, словно самим Корбюзье спроектированный, с площадью Юности, зданиями точно из «Приключений Электроника», расположенными близ этой площади амфитеатром, грядами прекрасного далёка… и вот в нём, построенном для коммунизма, для будущих счастливых поколений Зеленограде, Илья зарезал Илью, одноклассника из 9 «б».
под новый 2004-й год, 23 декабря, во вторник, худенький Илья Хореев болеет, в школу не ходил с начала недели: что-то вирусное или бронхит. просил маму остаться в этот день, но у неё экзамен в музыкальной школе, она преподаватель. в её комнате – торжественная, масштабная арфа изогнулась. приготовила сыну обед и ушла принимать экзамен. но ко второму, к котлетам Илья так и не приступил.
мать дальше рассказывать слёзы не пускают, продолжает отец. в 20:05 ему на кафедру военного вуза позвонили соседи: «С Илюшей беда». думал, обострение болезни, бронхита или если вирус, скорая увезла…
– Что случилось?
– Самое страшное.
какое убийство и ограбление может быть в их скромной квартире? больше всего отец испугался за арфу жены – действительно бесценную. но украли его ноутбук и семейные деньги. только в 22:10 вернулась с экзамена Елена Леонидовна. ей не говорили до последнего момента, пока не пришла на свой этаж и не увидела там милицию, шокированных зевак с других этажей. её увели соседи к себе на кухню, не пускали к двери, а она думала, что ещё можно помочь… после следственных действий убитого тихо вынесли, родители увидели лишь раскрытый, так и не застеленный после ночлега диван, пропитавшийся кровью. отец пытался убрать, вытереть тряпкой к приходу матери пол в комнате сына, но диван продолжал истекать кровью…
Киллеров спокойно слушает из аквариума – кажется, даже с тихим удовлетворением, иногда про себя что-то добавляя. взгляд заносчиво-неприступен, как недоступен он сам за зеленящим его стеклом. всё в том же белом свитере, белый – цвет невиновности. в зале сидит и его мать, левее нас, со зрителями, одноклассницами. наверняка свитер – её вклад в процесс, незамысловатая стратегия. это её остро-усечённые нервные скулы и узко посаженные глаза перекочевали под чёрные волосы Киллерова, только и глаза стали чёрными. у матери глаза серые и волосы русо-рыжие, крашеные, правда. в сыне всё негативное сгустилось. вспомнишь тут Ломброзо…
отец убитого Ильи говорит, что окровавленный диван они, конечно, выбросили. и купили точно такой же, так что для следственного эксперимента всё готово. но нужен ли он будет?
эх, Зеленоград-Зеленоград! бывший советский, бывший наукоград – в том самом 2003-м, осенью мы проводили первый митинг двухдневного марша «Антикапитализм», на площади Юности. словно пытались разбудить в этом городе-проекте его назначение – в людях. но тут иные шли процессы, иные фильмы по ТВ, иные компьютерные игры, да и институты градообразующие поутихли – новое время, преображая людей, тикало…
может, Киллеров проходил мимо митинга, видел похороны капитализма – покрытую американским флагом коробку из-под холодильника, которую ударно и неистово растоптали, а флаг разорвали и подожгли. символическое насилие – нет, это не для настоящих мужчин. они-то ближе как раз к капитализму. как этот упитанный вепрь, излучающий благополучие, батя подсудимого. и адвокат-то полный, но эта сидящая рядом с ним глыба перекрывает всё пространство. с первого дня я заметил его неуместные улыбки, ободряющие сына мимические сигналы – для бати явно недоразумение то, что сын в аквариуме Мосгорсуда. ведь он живёт в стране, где всё продаётся.
наша присяжная команда удалилась в свою закулису. на этот раз значительная часть женщин покаянно пошла курить – после такого рассказа и некурящий закурит. а меня окно вовлекает в разговор, изучение композиции, кажется на миг, что мы в самолёте почему-то. видимо, механизм Мосгорсуда сделал резкий рывок своей ленты судеб и ужасов.
сегодня нас выпустили быстро, всем действующим лицам тоже хватило, все распущены по домам, а кто и по КПЗ. на этот раз я – к метро и скорее домой, похолодало.
День третий
долго везут Киллерова: снегу навалило, пробки. присяжные собрались, уже час общаются, пересмотрели все журналы. вот и мы, оказавшись на чёрно-кожаном диване рядом с Борисом Семёновичем, смотрим в журнал «Власть», где на развороте фотография с «Русского марша» – молодые мужики несут транспарант «Русские идут», идут и несут. седой, но не старый Борис Семёнович с мудрой еврейской ухмылкой говорит:
– Вот до чего власть докатилась, только это у них и осталось.
само собой, он не рад русскому фашизму. минут за
